В статье дается сравнительная оценка социально-экономических результатов развития 12 постсоветских стран (за исключением стран Балтии) в период с 1992 по 2019 г. На основании анализа динамики реального ВВП и ВВП на душу населения делается вывод о том, что наиболее успешными оказались отдельные страны Центральной Азии (Туркменистан, Казахстан) и Армения. Отмечается, что по уровню экономического развития значительной конвергенции с российскими показателями удалось достичь Казахстану и Белоруссии. Успешная экономическая динамика была обусловлена активной ролью государства, применением регулирования валютного курса и достижением относительно высокой нормы накопления на отдельных этапах экономического развития. В целом преодолена проблема высокой инфляции, которая была актуальной в 1990-е годы. Сохраняются социальные проблемы бедности и неравенства в отдельных странах, высокая зависимость от внешних факторов экономической динамики, нестабильность ва-лютной сферы и примитивизация экономики. Подчеркивается, что факторы экономического роста, действовавшие в постсоветских странах на протяжении рассматриваемого периода, подходят к исчерпанию, что требует поиска новой экономической модели.

Бывший Советский Союз распался три десятилетия назад. Знаменательный 1991 г. не только стал началом независимости для стран постсоветского пространства, но и отправной точкой их перехода от централизованной плановой экономики к капитализму, пусть и часто с местной спецификой. На момент написания этой статьи, нацеленной на анализ долгосрочных структурных характеристик притока и оттока прямых иностранных инвестиций (ПИИ), 12 постсоветских экономик сталкиваются с новыми проблемами, связанными с COVID-19, отличными от проблем постсоциалистической трансформации. После краткого обзора литературы, в котором освещаются основные вопросы, поднятые академическими исследованиями, в статье анализируются долгосрочные тенденции и основные характеристики (географические и секторальные) ПИИ, с особым упором на объявления о новых проектах с 2003 г. (год начала предоставления данных). В статье также рассматривается, в какой степени экономическое развитие основывалось на притоке прямых иностранных инвестиций, на стимулировании их оттока либо на том и другом. Показатели 12 постсоветских экономик сопоставляются с показателями других стран с переходной экономикой, таких, как страны Балтии, Юго-Восточная Европа и/или Вишеградская группа. В статье делается вывод о том, что усилия по использованию притока ПИИ в целях развития были скромными, даже если в притоках можно наблюдать некоторое сближение с другими странами с переходной экономикой, которые более сознательно использовали ПИИ для своего развития.

Внешние и внутренние вызовы, риски и кризисные явления, действующие в мире и национальных государствах, требуют от правящих режимов гибкого перестраивания конфигурации отношений власти и общества. Одним из инструментов такой коммуникации являются методы «доказательной политики», предполагающие обращение к населению на основе экспертных и научных рекомендаций при разработке целей, позволяющих людям не только судить об их правомерности, но и оспаривать и корректировать их содержание. В то же время в целом ряде переходных и авторитарных государств предпочтение отдается «политике доказательств», демонстрирующих приоритеты политически целесообразных действий властей, направленных не на партнерство с обществом, а на мобилизацию поддержки населения для имплементации целей правительственной политики. В этом контексте в статье показываются объективные и субъективные ограничения использования рядом постсоветских государств научных и экспертных данных в публичной сфере, особенности соотношения «доказательной политики» и «политики доказательств» в деятельности правящих режимов, оцениваются их краткосрочные перспективы в современном российском обществе.

В статье рассматривается траектория изменений идейного комплекса, который именовался в «позднем» СССР «советской идеологией», в постсоветский период.Теоретико-методологической рамкой анализа является теория политических режимов, а также элементы теории идеологий и теории политического дискурса. Исследуются черты и особенности «советской идеологии» в условиях «посттоталитарного» политического режима в «позднем» СССР, которые вели к ее ослаблению и упадку послеразвала советского режима. В условиях постсоветского политического режимов России произошел распад «советской идеологии» на идеологическую (основа идеологии постсоветских коммунистических партий) и политико-культурную (паттерн постсоветской политической культуры) составляющие, что создало для правящей власти специфическую проблему отношений с этими феноменами. Исследование дискурса власти по тематике «советской идеологии» (проведенное в основном на материале выступлений и высказываний президентов РФ) позволило выделить три сменявшие друг друга дискурсивные стратегии таких отношений: стратегию «борьбы», стратегию «адаптации»и стратегию «селективного использования». Последняя из них применялась в 2010-е годы в условиях консолидации авторитарного политического режима. Она позволила выборочно включать наследие «советской идеологии» в идейный комплекс правящего режима, для которого характерно использование не полноценных политических идеологий, а«идентитарных нарративов», допускающих включение разнородных элементов этнокультурных, исторических,религиозных и т.д. традиций. Сравнительные исследования также показывают, что ориентация в идейной сфере на такие «идентитарные нарративы» –характерная тенденция современных неоавтократий.

Отношение населения России к экономическим реформам, которые начались в стране в январе1992 г., остается неоднозначным. Сторонники либеральной точки зрения подчеркивают, что правительство «младореформаторов» открыло путь к экономической свободе. Критики реформ полагают, что социальная и финансовая цена, которая была заплачена населением за переход к рынку, оказалась слишком высокой. Дискуссии преимущественно ведутся в предметном поле политики, а не экономики и социальной сфере. В статье на основе официальных статистических данных предпринята попытка объективно оценить, в какой мере ситуация начала 1990х годов была неизбежна, а в какой мере она стала следствием экономических реформ. В поле статьи анализируются наиболее острые с социальной точки зрения проблемы – обесценивание дореформенных вкладов населения и ухудшение демографических показателей, в то время как влияние реформ на рынок труда является отдельной проблемой, заслуживающей специального рассмотрения. Признавая неизбежность рыночных реформ, автор показывает нереализованные в силу тех или иных причин варианты смягчения остроты социальной ситуации и некоторые из компенсирующих инструментов, которые были использованы Правительством России на начальном этапе реформ.

В статье делается сравнительный анализ финансового сектора России и других стран в структуре глобальной экономики на длинных временных рядах. Проводятся международные сопоставления за 30 лет по финансовой глубине, в том числе монетизации, «насыщенности» кредитами и ценными бумагами, инфляции, уровню процента. Показывается неадекватность размеров финансового сектора величине российской экономики, анализируется крайне высокая волатильность финансовых переменных на примере валютного курса и изменений институциональной сети (банки и небанковские финансовые институты).Раскрывается модель финансового сектора (избыточная роль государства, сверхконцентрация на рынках и среди финансовых институтов, олигополизация, «денежное опустынивание» регионов, избыточные административные издержки, ориентирование на вывоз капитала). Показан «прокризисный» характер финансового сектора России (один-два кризиса в 10–15 лет). Демонстрируется полное соответствие параметров финансового сектора России другим развивающимся экономикам (четвертый – седьмой десяток стран по финансовой глубине и другим переменным). Показывается, что параметры финансового развития, как правило, хуже, чем у группы стран с доходами ниже среднего (по международной классификации). Анализ российской экономической модели позволил показать причинно-следственные связи между ней и моделью финансового сектора, их взаимообусловленность. Даны четыре сценария экономического будущего («осажденная крепость», «замороженная экономика», «испанский», «экономика роста») с оценками их вероятности и на этой основе сценарии будущего развития финансового сектора России. Более полно раскрыт сценарий «экономики роста», основанный на изменении модели экономики в России, политики «финансового форсажа» и формировании новой модели финансового сектора в России.

В статье рассматривается история формирования и реформирования системы государственного и муниципального управления на Украине. В условиях, когда социально-политическое пространство Украины характеризуется выраженным регионализмом, а вопрос перехода к федеративному государственному устройству исключен из реальной политической повестки дня, характер развития системы государственного и муниципального управления может служить отражением соотношения центробежной и центростремительной тенденций во внутриполитическом развитии Украины. Представлен анализ факторов внутриполитического развития Украины, в наибольшей степени повлиявших в постсоветский период на становление в стране централизованной системы территориального управления и предопределивших слабость местного самоуправления, а также ставших причина  ми неудач нескольких попыток реформ. Особое внимание уделено реализации политики децентрализации после 2014 г. Раскрыта связь концепции современной административно территориальной реформы на Украине с процессом урегулирования на Донбассе, а также с подходами в западной политологии, в соответствии с которыми децентрализация рассматривается в качестве инструмента нейтрализации политического потенциала регионализма и противодействия региональному сепаратизму. Дана оценка результатам и политической направленности децентрализации в условиях острого социально-экономического кризиса на Украине.

В статье рассматриваются основные итоги 30-летнего независимого существования бывших советских республик в условиях современных политических реалий и складывания полицентричной системы международных отношений, в рамках которой все большее влияние на происходящие процессы начинают оказывать такие региональные государства, как Турция. По результатам проведенного анализа автор приходит к выводу, что с момента распада Советского Союза на постсоветском пространстве сложились две тенденции: интеграция и дезинтеграция. Главной задачей Турецкой Республики в рассматриваемом регионе является протурецкая интеграция ключевых тюркских государств и создание так называемого тюркского мира – новой подсистемы международных отношений под своей эгидой. Анкара преследует на постсоветском пространстве три основные цели: во-первых, подменить тюркское турецким; во-вторых, привести к власти в странах-партнерах лояльные к себе элиты; в-третьих, сконцентрировать на себе движение ресурсов в рамках идеологии «хаба». При этом во взаимодействии со странами бывшего СССР Турция про шла или проходит несколько этапов: «эпоху надежд», «эпоху поэтапности» и «эпоху туркоцентричной интеграции», которая продолжается вплоть до на стоящего времени и выражается в оказании существенного влияния на интересующих ее акторов.

Одной из целей Евразийского экономического союза является формирование единых рынков товаров, услуг, капитала и трудовых ресурсов. Ключевой аспект реализации заявленной цели – развитие транспортно-логистического потенциала ЕАЭС. Формирование единого транспортного пространства, обеспечение беспрепятственного движения грузов и пассажиропотока требуют расширения участия ЕАЭС в ключевых международных логистических проектах, а также достижения согласованной транспортной политики государств-членов. Цель настоящей статьи – определить возможности и ограничения развития взаимодействия ЕАЭС с Азербайджаном, Ираном и Туркменистаном в транспортно-логистической сфере. В статье проводится анализ основных направлений и задач транспортной политики ЕАЭС, оценивается динамика основных показателей транспортной деятельности Союза. Автором рассмотрены ключевые для ЕАЭС международные транспортные проекты. Выделены логистические программы и коридоры, маршруты которых проходят через территории Азербайджана, Ирана и Туркменистана: международный транспортный коридор «Север – Юг», проект сопряжения ЕАЭС и Экономического пояса Шёлкового пути, а также программы Центрально-азиатского регионального экономического сотрудничества и проект по организации коридора «Европа – Кавказ – Азия». Изучен транзитный потенциал Каспийского региона в целом и территорий представленных стран в частности. Проведен анализ ретроспективы отношений ЕАЭС с этими странами. Основным результатом исследования является описание перспективных направлений взаимодействия, отдельных проектов и форматов сотрудничества в транспортно-логистической сфере между ЕАЭС и странами южного Каспия. Автор приходит к выводу о необходимости реабилитации и реактуализации идеи «Большого евразийского партнерства» в свете выявленных ограничений для полноценной интеграции южнокаспийских стран в ЕАЭС.

В статье рассматриваются аналитические доклады RAND Corporation за 2015–2020 гг., посвященные России, ее Вооруженным силам и политике Москвы на постсоветском пространстве. Автор исходит из предположения, что по сравнению с Россией экспертное сообщество США оказывает на внешнеполитический курс своей страны более значительное влияние. Связь между экспертной проработкой решения и его последующим политическим исполнением исторически является в США более тесной. Публикации RAND позволяют оценить ту роль, которую в общем ряду приоритетов американской национальной безопасности играют Россия и постсоветское пространство. Понимает ли Вашингтон внутренние мотивы российских действий на международной арене? Как США оценивают военные возможности России? Наконец, насколько далеко может простираться их готовность искать компромисс с внешнеполитическими устремлениями Москвы? Аналитические доклады RAND Corpo[1]ration способны пролить свет на то, как именно политические круги США представляют себе перспективы российско-американского соперничества.

Десятилетия, прошедшие с момента распада СССР, обозначили серьезные вызовы для России, от ответа на которые зависит перспектива сохранения ею лидерских позиций в интеграционных процессах на современном постсоветском пространстве не только за счет объективных преимуществ в обладании ресурсами, но и за счет ее привлекательности для молодого поколения постсоветских стран. В статье предпринята попытка социологической оценки восприятия молодежью постсоветских стран современных российских гуманитарных проектов, ее готовности включаться в предлагаемые Россией международные образовательные проекты и строить траекторию профессионального развития с учетом возможностей, имеющихся в России. Авторы обращают внимание на необходимость проведения регулярного мониторинга восприятия России молодежью постсоветских стран с целью адаптации предлагаемых программ международного сотрудничества под потребности целевой аудитории, а также предлагают методику его построения.

Статья посвящена представлениям поколения постсоветской молодежи о распаде СССР. Делается попытка проанализировать причины благосклонного и «ностальгического» отношения к СССР со стороны тех, кто в силу возраста не имеет опыта советской жизни. Показано, что, согласно данным массовых опросов, отношение к распаду СССР зависит от возраста респондентов: старшие поколения преимущественно воспринимают распад Советского Союза негативно, в то время как среди молодежи (особенно в самой юной когорте 18–24-летних) число тех, кто не огорчен распадом СССР, превосходит число сожалеющих об этом. Динамика массового мнения о данном событии в последние годы неустойчива, значительно сказывается «крымский эффект»: в период Крымского кризиса – 2014 число сожалеющих о распаде СССР резко выросло, но спустя годы снова вернулось к прежнему уровню. Приводятся данные авторского исследования, посвященного проблеме восприятия постсоветских трансформаций и 1990-х годов в целом молодыми россиянами. Проведенное исследование продемонстрировало, что отношение молодежи к постсоветскому периоду развития российского общества основано по большей части на растиражированных в отечественных СМИ штампах о «лихих» девяностых. В своих оценках молодые люди нередко опираются на мнения родителей (или других старших родственников) и учителей. Отмечается мифологизированность восприятия событий декабря 1991 г. молодежью и ее внутренняя дистанцированность от последнего десятилетия XX в., плохое знание советских и постсоветских реалий жизни. Делается вывод о том, что интерес к советскому прошлому для части молодежи вызван мечтами о благополучном и справедливом обществе равных возможностей, от образа которого так далека сегодняшняя Россия.

Историографическое введение статьи содержит ретроспекцию работ зарубежных и российских ученых и экспертов, освещающих причины распада Советского Союза. Автор, анализируя особенности политического лидерства М.С. Горбачёва, помещает позднесоветский кризис в контекст русской истории и имперского наследия России. Особое внимание обращено на проблему нации как единства этнических, культурных и лингвистических составляющих ее элементов в противовес универсалистскому пониманию империи как сообщества народов, объединенных общей исторической судьбой. Автор сопоставляет Советский Союз как империю неклассического типа с европейскими имперскими образованиями, в частности с германской, сформировавшейся из «конфедеративного» объединения государств Центральной и Восточной Европы. Германский «рейх» опирался на исторические традиции Древнего Рима и династии Каролингов и впоследствии трансформировался в своеобразное федеративное государство, окруженное небольшими территориальными единицами, которые приняли цивилизационное и политическое наследие «рейха». В настоящее время Германия постепенно утверждает свое лидерство как среди в прошлом зависимых от нее территорий, так и на пространстве Евросоюза, лишившегося Великобритании. Россия же, побуждаемая географическими и стратегическими императивами, пытается воссоздать евразийскую «конфедеративную» ассоциацию с бывшими советскими республиками в соответствии со стратегической задачей возвращения себе значения силы, связующей Запад, исламский мир и Китай. В заключительной части статьи автор задается вопросом: удастся ли России создать синтетическую модель государственного пространства на основе симбиоза идей «славянской православной ойкумены» Н.Я. Данилевского (1822–1885) и синкретической евразийской модели Л.Н. Гумилёва (1912–1992)?