Обострение политической обстановки, которая свойственна текущей стадии развития международных отношений, сопровождается масштабной информационной войной. Проблема освещения положения России в международной прессе с негативной  точки зрения обсуждается с начала 2000-х годов. Российско-украинский конфликт, который начался в конце 2013 – начале 2014 годов, заставил иностранные средства  массовой информации вновь обратить внимание на Россию и спровоцировал увеличение  количества негативных высказываний в ее отношении. Создается впечатление, что целью иностранных СМИ выступает формирование враждебного образа России у  аудитории. Статья посвящена проблеме оценки тональности освещения позиции России в англоязычных СМИ под влиянием введения антироссийских санкций. В исследовании  были проанализированы новостные тексты англоязычных средств массовой информации за 2012–2018 годы. Весь рассматриваемый период был разделен на несколько этапов: первый этап представляет собой период до момента введения первых санкций;  остальные отражают различные стадии введения ограничений. Авторы отталкивались от  предположения о том, что англоязычные СМИ склонны освещать Россию с негативной точки зрения независимо от содержания происходящих политических событий в период санкций. Для подтверждения поставленной гипотезы была применена методология  текстового анализа и рассчитаны следующие показатели: общее количество новостей,  связанных с Россией в рассматриваемом периоде; количество позитивных и негативных слов, приходящееся на весь период и в расчете на один день. В результате было выявлено, что введение санкций спровоцировало увеличение общего количества  упоминаний России в СМИ, а также одновременно стал наблюдаться более значимый рост количества негативных слов в сравнении с позитивными. Оценка содержания текстов новостей с точки зрения наличия корреляции между отдельными словами показала, что  тема российско-украинского конфликта утратила свою значимость, однако общий  уровень враждебности в новостных текстах сохранился и даже продемонстрировал  тенденцию к росту, согласующуюся с происходящими политическими событиями.

Политико-правовые институты современного западного мира свое обоснование и оправдание получили в той идее права, которая заложена в философских системах Канта и Гегеля. Оба эти мыслителя единодушны в том, что регулятивным принципом права является свобода, но трактуют ее существенно по-разному. В кантианской версии  свобода является основанием прав индивида, что и нашло свое выражение в правовой системе западных обществ, в теории «естественных прав» и политических принципах  либерализма. В гегелевской системе свобода есть преимущественно всеобщее достояние, олицетворенное государством в его специфических формах реализации общего блага. Именно Гегель дает системное обоснование государствоцентричной модели общества.  Западный мир пошел, в основном, по пути реализации кантианской идеи права, в процессе чего достиг высокого совершенства в регулировании гражданских отношений. Вместе с тем эта модель столкнулась с фундаментальной трудностью при регулировании  отношений социальных (религиозных, этнических и других) общностей и групп, включая и отношения национальных государств.
Гегелевская философия права в значительной мере была воспринята российскими  теоретиками права как соответствующая политическим традициям имперской России.  Однако проблема этой модели в том, что она в своей апологии централизации порождает  бюрократизацию государственной жизни и элиминирует развитые формы  самоуправления. Политическая история России показательна тем, что в ней столкновение кантианской (по своей сути) идеи суверенных прав человека и гегельянской идеи суверенных прав государства породило специфическую политико-правовую  (конституционную) неразрешимость. В теоретико-методологическом плане выход состоит в необходимости установления опосредующего звена между частным и всеобщим, между человеком и государством. Именно таким звеном видится идея гражданской (цивилитарной) собственности, которую обосновывает теория цивилизма.

Приближающаяся годовщина распада СССР дает возможность посмотреть на тенденции развития государственных систем, возникших на его осколках. Ретроспективный взгляд на  этот процесс, получивший различные (иногда противоречивые) политические и экспертные  оценки, ставит главный вопрос – о состоятельности и перспективах устойчивого развития  стран бывшего СССР. Общее прошлое продолжает оказывать существенное влияние через советское наследие, что делает эти страны сложным объектом для анализа и ставит вопросы к эффективности распространенных инструментов оценки устойчивости развития (индекс «хрупкости государств» FSI, индекс оценки качества государственного управления WGI, индекс глобальной конкурентоспособности GCI).
В статье проводится апробация применения модели стабильности и устойчивости государственных систем, разработанной ранее в соавторстве в рамках совместных  исследований. Полученные оценки позволяют сформировать профиль некоторых стран и определить структурные дисбалансы развития их государственных систем с точки зрения устойчивости и стабильности.

Статья посвящена проблеме влияния нового экономического кризиса, связанного с пандемией COVID-19, на развитие процессов глобализации. В центре внимания авторов – четыре классических потока (торговый, инвестиционный, человеческий и информационно-коммуникационный), которые охватывают большинство аспектов международной деятельности. Авторы отмечают, что современный этап глобализации характеризуется новыми взаимосвязями и взаимозависимостями национальных экономик, а международные факторные потоки еще до распространения COVID-19 показывали  ослабление торговой и инвестиционной составляющей глобализации. При этом туристический и миграционный потоки прежде демонстрировали свою способность к быстрому восстановлению и после небольшого снижения в период кризиса 2008–2009 гг.  продолжили рост вплоть до 2020 г., когда произошла их резкая остановка. Особое  внимание уделено влиянию на процессы глобализации «китайского фактора» и  цифровых технологий. Китай, как «всемирная фабрика», занимает центральное место в  глобальных цепочках создания стоимости. Последствия нарушения поставок из-за  COVID-19 имеют серьезные последствия как для МНК (многонациональных компаний), расположенных в Китае, так и за его пределами. Имеющиеся прогнозы показывают, что в течение 2020 г. можно ожидать усиления неблагоприятных тенденций в развитии глобализации. Отмечено, что новый кризис ускорит развитие технологий четвертой  промышленной революции, которым отводится ключевая роль для восстановления экономик после выхода из карантина. Десятилетие после 2020 г., вероятно, станет  десятилетием трансформации международного производства, развитие которого будет  определяться темпами и масштабами внедрения цифровых технологий. В отличие от других направлений глобализации, в сфере интернетизации и информатизации пандемия  сыграла положительную роль, значительно увеличив объем межгосударственного трафика по каналам Интернета и других коммуникаций. В этот  период дополнительный импульс получили социальные сети, компании интернет-торговли, новые платформы. В заключении авторы приходят к выводу, что новый импульс развитию современной глобализации может дать восстановление глобализации потребителей и поиск новых форм и направлений их информационно-коммуникационного  взаимодействия. 

Геополитические треугольники играют важную роль в изменении соотношения сил на международной арене в контексте конкуренции между традиционными и восходящими центрами силы. В политическом дискурсе существует несколько различных интерпретаций понятия «треугольник». Формирование треугольников происходит при одновременном воздействии двух факторов: политической стратегии государств и геополитической ситуации. В статье исследуется конфигурация треугольников в постбиполярном мире. Особое внимание  уделяется критериям выделения стран, лежащих в вершинах треугольника: это либо самые мощные государства (как традиционные, так и восходящие центры силы), либо так называемые опорные страны.
На фоне существования с 1970-х гг. стратегического треугольника США – Китай – Россия в настоящее время функционирует множество региональных треугольных схем,  представляющих преимущественно восходящие центры силы, которые влияют не только  на обеспечение безопасности и поддержание баланса сил в соответствующих регионах,  но и на мировые процессы в целом. В статье представлен теоретический обзор  треугольников с опорой на прикладной анализ стратегического треугольника США –  Китай – Россия, а также двух региональных схем взаимодействия, имеющих важное значение для российской внешнеполитической стратегии: Россия – Индия – Китай и  Россия – Иран – Турция. Взаимодействие в стратегическом треугольнике РФ – КНР – США анализируется в статье в политической сфере (в рамках ООН, международных институтов БРИКС, ШОС, ЕАЭС, инициативы «Один пояс – один путь»), в экономической и финансовой областях, с точки зрения развития инфраструктурного и научно-технического потенциала, а также военного потенциала и военных технологий. Для  анализа применяется теоретическая схема Л. Диттмера.
В заключении делается вывод об идеальных конфигурация геополитических  треугольников и о перераспределении силового потенциала традиционных и восходящих  центров силы в рамках стратегического треугольника РФ – КНР – США.

Статья посвящена вызову современной конституционной системе Германии со стороны исламистских организаций. Массовая миграция из мусульманских стран и складывание «параллельных» мусульманских сообществ привели к тому, что именно в этой среде нашли своих адептов и основали свои филиалы транснациональные исламистские организации, такие как «Братья-мусульмане» (запрещена в РФ). В статье анализируется тактика действий организации «Братья-мусульмане» и аффилированных с ней организаций в Германии. Эти  организации рассматриваются как активно действующий субъект, имеющий свой  цивилизационный проект переустройства мира. 
На основании изученных материалов немецких спецслужб делаются выводы о создании разветвленной сети организаций, контролируемых «Братьями-мусульманами», при этом  публично отрицающих какую-либо связь с этим движением. Тактикой этой организации  является использование всех возможностей «легальных» институтов демократического государства для идеологической пропаганды и политического представительства. Стратегия  «Братьев-мусульман» остается неизменной – через постепенную «мирную» исламизацию
европейского социума прийти к коренному политическому переустройству Европы на принципах политического ислама.

Развитие вооруженных конфликтов в современном мире ведет к хаотизации миропорядка на всех уровнях вплоть до глобального. Одним из проявлений этого вида угроз является усиление сепаратистских настроений, крайней формой которых выступают попытки  сецессии. Как показывает практика, ее осуществление часто становится фактором  долгосрочного подрыва региональной стабильности. Альтернативой сецессии в смысле  снижения сепаратистских тенденций, т. е. компромиссного урегулирования конфликтов, является федерализация. При этом в случае большинства конфликтогенных стран она может быть осуществлена лишь при активной включенной поддержке внешних акторов. В данной связи в статье исследуется опыт ФРГ по поддержке процесса федерализации в Ираке и Мали как кейсах ближневосточной и сахельской региональных подсистем в середине – второй половине 2010-х гг. Фокус сделан на  использовании Германией военных и политико-дипломатических возможностей.
Рассматриваются эволюция взаимоотношений ФРГ с властями иракского Курдистана и  официальным Багдадом, в т. ч. после проведения 25 сентября 2017 г. референдума о  независимости первого. Индикатором трансформации германской позиции избрано  изменение характеристик предоставления военной помощи (в рамках борьбы с ИГ). Изучается подход ФРГ к урегулированию туарегского вопроса, особенности политико-дипломатического и военного участия Германии в федерализации в Мали. В выводах  сопоставляются политико-военные тактики официального Берлина по противодействию сецессиям на иракском и малийском направлениях.

Настоящая статья представляет продолжение статьи, опубликованной в журнале  «Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право» (№ 6, 2019 г.) [Жукова 2019], в которой объяснен механизм развития волн пенсионных реформ, их  встроенность в бизнес-циклы, дана периодизация и проведен детальный анализ первой  волны реформ. В данной статье с учетом новых макроэкономических и прогнозных демографических факторов, выявленных эпизодов пенсионных реформ дана  периодизация и характеристика второй волны пенсионных реформ (2009–2019 гг.), прогнозируется третья волна (с 2020 г.). Вторая волна пенсионных реформ была на несколько лет короче, но более интенсивной, с большим числом пенсионных реформ на  фоне примерно такого же количества экономических шоков. Причины интенсивности –  системные макроэкономические проблемы, массовость шоков от замедления темпов  экономического роста, дефицитности бюджетов. Массовый характер приобрело сужение  накопительного компонента и его перевод в частный формат (финансирование из личных средств застрахованных лиц через негосударственные институты). Ускорилось  относительное снижение пенсионных обязательств государства. Третья волна (с 2020 г.)  ожидается самой продолжительной, с самыми интенсивными преобразованиями ввиду ожидаемых макроэкономических шоков по всем чувствительным для пенсионных систем факторам и для всех групп стран с очередной эскалацией влияния демографических факторов. 
Вектор реформирования будет включать противоречивые направления. С одной стороны, будет расти государственное участие, повышаться охват застрахованных лиц. С другой стороны, будут снижаться государственные гарантии (минимальные пенсии, возрастные  и другие ограничения для выхода на пенсию). Ожидается рост солидарности  государственных пенсионных систем, «платежной нагрузки» на работающее поколение для гарантирования минимальных пенсий старшему поколению, снижение зависимости размера пенсии от размера взносов. Накопительное пенсионное обеспечение будет  переведено в сферу ответственности застрахованных лиц без финансового участия  государства. 

В статье анализируются изменения, произошедшие в глобальной финансовой системе в XXI веке. При этом исследование охватывает глобальную финансовую систему в ее  целостности как совокупности отдельных финансовых рынков и международных финансовых институтов. На основе анализа статистических данных показано, что  глобальный экономический и финансовый кризис 2007–2009 гг. привел к сокращению  международных потоков капитала, изменению их структуры (в сторону увеличения доли  прямых иностранных инвестиций) и снижению трансграничной финансовой активности. 
В посткризисный период относительно более динамично развивались рынки государственного долга и долевых ценных бумаг, тогда как банковская активность сдерживалась, в том числе в результате межсекторального регулятивного арбитража, который начал развиваться в ходе проводимых реформ. Процесс реформирования глобальной финансовой системы позволил снизить риски на отдельных сегментах  мирового финансового рынка (рынках банковских услуг, внебиржевых производных финансовых инструментов), но сохранил относительно менее регулируемые сегменты, которые в перспективе могут быть подвержены рискам финансовых потрясений. Изменения в глобальной финансовой архитектуре привели к формальному вовлечению стран с  формирующимися рынками в процесс реформирования мировой финансовой системы (через  «Группу 20») и к некоторому усилению наднационального компонента регулирования.  Однако в целом интересы стран с формирующимися рынками как в процессах  реформирования, так и в построении глобальной финансовой архитектуры учтены не в полной мере.

Дана характеристика сверхволатильной «экономики катастроф», в которой растет число  шоков, вызванных природными и техногенными бедствиями. Раскрыты факторы  формирования такой экономики на глобальном уровне. Сделан обзор дискуссий о  будущем мира (экономика, финансы) после пандемии 2020 г. 
Прогнозируются новые долгосрочные тренды, возникающие в такой экономике, и  связанные с ними глубокие изменения в экономических и финансовых структурах мира и  Запада. В число таких трендов входят: автономизация домашних хозяйств и,  соответственно, изменение их спроса (рост запасов, резервов, снижение спроса на аренду активов, больше стремления к личной собственности, к приобретению  оборудования и технологий, обеспечивающих автономизацию, развитие домашних  офисов и переход к другой модели жизни, а именно “больше дома - меньше офиса”);  цифровизация домашних хозяйств; все большая индивидуализация спроса на продукты и услуги; деагломерация («одно-двухэтажная страна»); рост мобильности; увеличение  спроса на товары и услуги, связанные с защитой жизни и здоровья. Раскрыты в деталях  глобальные тренды в экономическом/финансовом поведении стран: протекционизм; дирижизм; политика государства «экономика на аппарате искусственного дыхания»;  изменения в экономической идеологии, в ее «мэйнстриме»; неизбежное появление  концепции «экономической жертвы»; рост волатильности мировой экономики и  глобальных финансов. В частности, впереди – разработка идеологии «экономики  страха», демонстрация нового баланса между коллективизмом и индивидуализмом,  переоценка моделей капитализма, существующих в разных странах, идеологическая революция в глобальных финансах. Показаны возможности  неблагоприятного сценария в мировой экономике и жесткий вызов, на который еще  нужно ответить: впереди развитие или деcтрукция?

В данной статье рассматривается географическая переориентация и товарная  реструктуризация торговли как стратегия антикризисного реагирования. Мы используем  логику анализа методом постоянной доли рынка (CMS) для того, чтобы вычислить в общем изменении доли экспортного рынка вклад эффекта конкурентоспособности и  структурного эффекта с точки зрения географической и производственной специализации. Данный метод применяется при анализе глобального финансового кризиса 2008–2009 годов в «старых» и «новых» государствах – членах ЕС. Анализ методом постоянной доли рынка (CMS) с учетом как валовых данных, так и данных о  торговле с добавленной стоимостью указывает на отсутствие активной переориентации  на быстрорастущие развивающиеся экономики как в ЕС-15, так и в ЕС-10. Товарная структура играла относительно более позитивную роль в старых членах ЕС во время кризиса, особенно в связи со среднетехнологичной группой продуктов, но технологическая модернизация была более выражена в новых государствах – членах ЕС.  Хотя анализ, проведенный в статье, содержит уроки кризиса 2008–2009 годов в  отношении корректировки структуры экспорта, сегодняшний пандемический кризис  отличается от того кризиса главным образом тем, что он привел к крупным нарушениям  глобальных цепочек создания стоимости, которые могут привести в определенной степени к локализации, диверсификации и регионализации глобальных цепочек, что предполагает  переориентацию торговли из более отдаленных стран в соседние.

Экономика Евросоюза переживает третье крупное потрясение за последние 12 лет.  Сначала это был мировой финансовый кризис, затем – долговой кризис еврозоны, теперь – пандемия коронавируса COVID-19.
Макроэкономическая политика относится к сфере смешанной компетенции государств –  членов Евросоюза и органов ЕС. Последние берут на себя только часть функций, тогда как основная часть мер реализуется национальными правительствами по своему усмотрению. Тем не менее наднациональные органы задают общее направление  макроэкономического курса ЕС и его государств-членов, устанавливают многие  системообразующие правила. Будучи частью Единого внутреннего рынка ЕС, все государства-члены подпадают под его регулятивные нормы и практики. На все страны ЕС распространяются правила бюджетной дисциплины, установленные Пактом стабильности  и роста. Все они принимают участие в регулярных макроэкономических мониторингах –  Европейском семестре, выполняют предписания органов ЕС в области банковского  надзора и надзора за финансовыми рынками. 
Денежно-кредитная политика относится к сфере исключительной компетенции органов  ЕС, прежде всего Европейского центрального банка (ЕЦБ).  Принимаемые им решения являются обязательными для стран еврозоны. В этой части разделения компетенций не происходит. К системе макроэкономического управления ЕС также следует отнести общий бюджет объединения. 
Цель данной статьи – выявить трансформационный ресурс системы наднационального экономического управления ЕС в ответ на вызов пандемии коронавируса. Для ее  достижения решаются две задачи. В рамках первой сначала дается общая оценка того состояния, в котором экономика ЕС находилась перед началом пандемии, с учетом сформированных после глобальной рецессии и кризиса еврозоны длительных  тенденций. Автор выделяет четыре главных аспекта «новой нормальности»:  замедленный экономический рост, неустойчивое состояние рынка труда, возросший  государственный долг и близкую к дефляции ценовую динамику. Далее рассматривается влияние пандемии, вернее, введенных для ее преодоления ограничительных мер, на каждую из этих сфер.
Вторая задача – определить возможности системы макроэкономического управления Евросоюза продуктивно реагировать на возникший шок и проявлять способность к институциональной трансформации. Для этого обобщаются решения, принятые органами Евросоюза (Комиссией, Советом и ЕЦБ), и оценивается их эффективность. Они, в свою очередь, сопоставляются с теми реформами макроэкономического управления, которые  Евросоюз начал после кризиса еврозоны.
Речь идет о достраивании экономической опоры Экономического и валютного союза  путем создания Фискального союза, Финансового союза и Объединения рынка капиталов. 
Делается вывод, что возможности ЕС стимулировать экономический рост и содействовать занятости определяются исчерпанием ресурса негативной (устраняющей барьеры)  интеграции и переходом к преимущественно позитивной интеграции, эффект которой может быть менее выраженным и распределяться более неравномерно, чем выгоды от создания Единого внутреннего рынка и единой валюты.

В предлагаемой статье исследуется артикуляция понятия «стрессоустойчивость» в политике Европейского союза в отношении регионов восточного и южного соседства. В  дискурсе внешней политики и безопасности Глобальной стратегии ЕС 2016 г. это понятие предстает в качестве ключевого. Идея заключается в том, чтобы доверить соседним государствам самостоятельное формирование такой стрессоустойчивости, которая позволила бы им абсорбировать угрозы безопасности широкого плана, не проецируя их на Европейский союз. Анализ места стрессоустойчивости в эволюции Европейской политики соседства, а также в отношениях с соседями на востоке и юге позволяют сделать выводы относительно новизны подхода, а также перспектив и  препятствий на пути его реализации. В статье политика ЕС рассмотрена через призму ключевых для понятия «стрессоустойчивость» измерений: системы, угроз и ресурсов.
По своей сути подходы ЕС изменились мало, что иногда вступает в противоречие с  краеугольными идеями теории стрессоустойчивости применительно к социальным  системам. Так, сохраняется тенденция оценивать существующие в странах-соседях  общественные и культурные практики через представление о «правильном» и «неправильном», исключая их тем самым из ресурсов стрессоустойчивости.  В случае с восточным соседством Брюссель не отказался от продвижения здесь полного пакета реформ, ориентированного на распространение на государства региона существующих в  самом Евросоюзе практик. Этому способствует представление о регионе как части Большой Европы. Проблематика Южного Средиземноморья и Ближнего Востока,  напротив, все более сливается в глазах ЕС с проблемами всего Африканского континента. В дискурсе и политике Евросоюза игнорирование проблем региона может помешать формированию более качественных форм стрессоустойчивости на юге.

В статье на примере Соединенных Штатов Америки рассматривается эволюция идейно-политических установок, сущностных характеристик и инструментальных функций современного популизма. Общеизвестно: популизм отличается от других политических  течений непосредственной апелляцией к избирателям/народу как к  недифференцированной социальной массе и тем самым представляет собой действенное  средство мобилизации массовых слоев населения в условиях устойчивого кризиса  политической системы и ее институтов. Инструментальная действенность популизма  нередко используется для необходимой обществу перегруппировки социальных сил и для придания всей политической системе большей эластичности, для повышения ее отзывчивости к интересам «человека улицы», т. е. рядового избирателя. Правящие группы, особенно в США, научились эффективно использовать популизм в качестве  силы, способной снижать накал социальных конфликтов, а также для необходимой им самим интеграции «недовольных» в существующие институты государства. Первым и весьма успешным примером такого рода стал «новый курс» Ф.Д. Рузвельта, политическим итогом которого стало создание в Америке «общества среднего класса», не восприимчивого к крайностям как правого, так и левого свойства. В настоящее время  наложившиеся друг на друга цивилизационный «разлом» и политический кризис  вынудили влиятельные силы американского общества вновь обратиться к популизму как к проверенному средству модификации модели развития Америки и успокоения значительной части населения этой страны. Президентские выборы 2016 года наглядно  продемонстрировали значительные инструментальные возможности популизма, проявившиеся, в частности, в определенном подновлении социально-экономического  курса США. Похожие процессы наблюдаются и в других «институционализированных  демократиях» Запада, что позволяет рассматривать «новый»/«национальный» популизм как относительно устойчивое и долговременное явление социально-политического  развития Запада.

В статье рассматривается процесс идейно-политической трансформации американского консерватизма под воздействием внешнеполитических факторов в XXI веке. На основе метода «идеологической морфологии» Майкла Фридена исследованы внешнеполитические концепции различных течений американского консерватизма: неоконсерватизма,  традиционализма, социального консерватизма, либертарианизма, палеоконсерватизма.  Среди консервативных концепций внешней политики США выявлены два основных  направления: интервенционистское и изоляционистское. 
В свете идеологического подхода представлен анализ внешнеполитического аспекта  «трампизма» как современного варианта популизма в США. Выявлены характеристики  «трампизма» как идеологии «с разреженным центром» (thin-centred ideology), которая основывается на антитезе «благородный американский народ» и  «коррумпированная вашингтонская элита», позиционирует себя в качестве проводника «общей воли народа» и использует концепты «основной» (host ideology) идеологии (консерватизма) для формирования собственного внешнеполитического дискурса. Определена связь международной повестки «трампизма» с изоляционистскими и протекционистскими идеями палеоконсерватизма. Прослежено влияние консервативных идеологических установок на эволюцию внешнеполитической доктрины США на  современном этапе.