Общая политика обороны и безопасности в последние годы является одной из наиболее динамичных сфер углубления европейской интеграции. В Европейском ^юзе активно развивается дискурс о стратегической автономии организации на фоне таких явлений, как брекзит и трансформация отношений с Соединенными Штатами.

В очередной раз в истории ЕС встает вопрос о его способности превратиться в самостоятельного субъекта международных отношений не только в качестве единого рынка, но обладающего собственным политико-военным потенциалом. Статья посвящена дилеммам концепции Европейского оборонного союза (ЕОС), ядром которой выступает программа постоянного структурированного сотрудничества (PESCO), анализируется ведущая роль Франции и Германии в ее продвижении и реализации. Автор исследует развитие стратегической культуры ЕС, его общей оборонной политики на современном этапе, перспективы различных представлений о «евроармии», диалектику сопряжения европейского политико-военного строительства с деятельностью НАТО. Сделан вывод, что в ближайшие годы ключевой приоритет концепции оборонного союза ЕС будет заключаться в ускорении интеграции военно-промышленных комплексов государств-членов, увеличении их конкурентоспособности в соревновании с ВПК Соединенных Штатов. Выход Британии из ЕС ускорит эти процессы. Автор рассматривает упрочение политического-военного потенциала этой интеграционной организации как объективное требование времени и считает, что ее интересам, как и интересам незападных центров силы, больше отвечает развитие ЕС по пути Европейского оборонного союза, основанного на принципе стратегической автономии, нежели в качестве «европейской опоры» НАТО. Обратное развитие событий, включая создание «оборонного Шенгена», втягивание европейских членов Альянса в его военное планирование, направленное против России, размывание нейтралитета ряда стран - членов ЕС крайне негативно скажется на положении дел в сфере европейской безопасности и глобальной стабильности.

В статье анализируется пятилетний период реализации Договора о Евразийском экономическом союзе (ЕАЭС) и выделяются основные проблемы его развития на современном этапе. Среди них внешнее давление на ЕАЭС со стороны крупных экономических агентов (Китай) и региональных экономических партнерств (Евросоюз), что ведет к размыванию евразийских интеграционных процессов. Негативное влияние на взаимодействие партнеров по ЕАЭС оказывает усиление западных санкций против России. Внутренними дезинтеграционными факторами являются низкая доля взаимной торговли и инвестиций, отсутствие ощутимого прогресса в формировании общих секторальных рынков, опережающий рост новых нетарифных барьеров и исключений из общих правил торговли, рост числа торговых и валютных конфликтов. Серьезной проблемой является ослабление потенциала России как драйвера экономической интеграции в ЕАЭС. В первую очередь это касается уровня инновационности экономики, являющегося важнейшим притягательным фактором в условиях четвертой промышленной революции. Усиливается налоговая и инвестиционная конкуренция юрисдикций внутри ЕАЭС, что ведет к миграции российского бизнеса в Казахстан и Белоруссию. В данной связи в статье ставится вопрос о существенной корректировке модели интеграции в ЕАЭС. Предлагаются новые инициативы и активные действия, которые должны дать ощутимый эффект от существования ЕАЭС для населения и бизнеса. Речь идет о переориентации экономической интеграции на потребителя, стимулировании неформальной интеграции «снизу», которая должна стать базой для укрепления формальной интеграции на макроуровне, разработке совместной программы по развитию технологий четвертой промышленной революции «Сделать в ЕАЭС 2030» для структурно-технологической модернизации экономик стран ЕАЭС, в которой заинтересованы все государства Союза.

C конца 2000-х  гг. на постсоветском пространстве все более отчетливо стала складываться «дилемма интеграций», заключавшаяся в том, что постсоветские страны, которые желали углублять торгово-экономические отношения с региональными центрами силы - Европейским Союзом и Россией, - были поставлены перед необходимостью выбора между двумя интеграционными проектами. Первый - Соглашение об ассоциации и глубокая и всеобъемлющая зона свободной торговли с ЕС. Второй - развитие отношений с Россией и рядом других заинтересованных стран СНГ на базе Таможенного союза и Единого экономического пространства, которые с 2015 г. окончательно оформились в Евразийский экономический союз (ЕАЭС). Авторы полагают, что хотя оба трека декларировались как экономические и публично не противопоставлялись друг другу, именно геополитические соображения стали преобладающими в оценках пяти восточноевропейских государств СНГ относительно перспектив участия в том или ином проекте. В статье проводится сравнительный анализ политических стратегий и подходов этих государств к решению сложившейся «дилеммы интеграций», исследуются внутренние и внешние мотивы, определившие эти подходы. Дается ответ на то, почему при внешнем сходстве экономических моделей и интересов некоторых из рассматриваемых государств их политические стратегии в условиях меняющейся геополитической динамики оказались принципиально различны, а также даются оценки относительно перспектив дальнейшего участия восточноевропейских государств СНГ в интеграционных инициативах.

В условиях продолжающегося кризиса в отношениях России и Евросоюза особую актуальность приобретает вопрос об использовании новых форматов экономического взаимодействия, одним из которых могло бы стать установление полноценного диалога по линии ЕС - ЕАЭС. При содействии Евразийской экономической комиссии создаются площадки для обсуждения возможностей сотрудничества двух объединений в сферах торговли, инвестиций, конвергенции технологических стандартов и пр. с участием ведущих экспертов и представителей бизнеса. Несмотря на постепенный рост интереса к вопросам евразийской экономической интеграции, в западной экспертной среде пока преобладают скептические оценки. С точки зрения большинства аналитиков, ЕАЭС - это инициированный Россией политический проект, неспособный принести входящим в него странам реальной экономической пользы. Ими приводятся разные доводы - различный экономический потенциал стран-участниц, недостаточно высокие показатели взаимной торговли, неоднозначные последствия перехода на единые таможенные тарифы для Казахстана и Армении. Кроме того, во многих европейских публикациях ЕАЭС расценивается не как вероятный экономический партнер ЕС, а как его геополитический соперник, из чего следует вывод, что сотрудничество между ними если и возможно, то в весьма ограниченных масштабах. Однако в последнее время отношение к ЕАЭС на Западе начинает меняться. Интеграционные процессы на постсоветском пространстве все чаще рассматриваются сквозь призму теории нового регионализма. Отмечается, что ЕАЭС, равно как и другой проект в Евразии - Экономический пояс Шелкового пути, может составить конкуренцию западным моделям интеграции. Указывается, что за прошедшие четыре года помимо экономических издержек евразийская интеграция принесла определенные дивиденды, которые, правда, не всегда лежат на поверхности и зачастую носят политический характер. В этих условиях некоторые эксперты (хотя они по-прежнему составляют меньшинство), в основном из Германии и Австрии, признают, что дальнейшее игнорирование ЕАЭС Европейским Союзом контрпродуктивно, и выступают за налаживание связей межу ними.

Появление российской цивилизации неразрывно связано с монгольскими завоеваниями XIII века. С этого момента Россия приобрела бинарную, евроазиатскую идентичность, которая позволила ей освоить большие пространства Восточной Европы и Северной Азии иначе, чем осваивали пространства Азии и Африки другие европейские народы, и в итоге создать крупнейшее евразийское государство. Все его последующее развитие проходило в постоянной внутренней борьбе двух начал - Запада и Востока, которые притягивали Россию, оказывали влияние на ее идентичность и создавали возможности для развития, которыми она успешно пользовалась. И до сих пор геополитика остается катализатором внутренних изменений и причиной трансформации российской идентичности. Разочаровавшись в евразийском проекте и предприняв попытку воссоединиться с Западом в конце XX в., Россия решила отказаться от «азиатского бремени» и одновременно от своего, особого типа исторического развития. Однако в результате она не сменила свою идентичность, а изменила ей и, как следствие, не вписалась в общемировые тенденции, а выпала из них. Возвышение Китая открыло перед Россией новые возможности. Стратегическое сотрудничество и взаимодействие двух стран стало мощным инструментом в их борьбе за многополярность и глобальный статус в соперничестве с Западом, но вместе с тем бросило России новый геополитический вызов. Сегодня Китай готов предложить постсоветскому пространству Центральной Азии привлекательную социально-экономическую модель и исторически близкую и понятную идеологию. В условиях изменения глобальной геополитической картины Россия стоит перед выбором новой стратегии развития, одной из центральных задач которого является поиск путей сопряжения «русского мира» с Европейским Союзом и китайским «Поясом и путем».

Даже поверхностный анализ развития Евразийского экономического союза (ЕАЭС) позволяет рассматривать эту организацию как пример столь часто обсуждаемого в теориях сравнительного регионализма процесса «диффузии модели ЕС» - многие институциональные решения и в целом повестка дня и дизайн ЕАЭС сформировались под влиянием опыта ЕС. В этой статье мы рассматриваем два взаимосвязанных вопроса. Во-первых, какие факторы объясняют диффузию модели ЕС в случае евразийской интеграции? И во-вторых, к каким последствиям ведет диффузия для отношений ЕАЭС и ЕС, а также взаимодействия ЕАЭС и азиатских региональных проектов (например, инициативы Пояса и Пути). Мы приходим к двум парадоксальным выводам. Во-первых, стандартные аргументы теории диффузии моделей региональной интеграции не позволяют в полной мере объяснить случай ЕАЭС. Во-вторых, институциональная близость ЕС и ЕАЭС является фактором, затрудняющим, а не облегчающим их взаимодействие.

В статье проанализирована деятельность Вишеградской группы (V-4), выявлены ее основные направления, в том числе подходы Четверки к реформированию ЕС, к вопросам общей обороны и безопасности, к миграционному кризису, брекзиту, отношениям с Россией, Восточному партнерству. Проведено их сравнение с политикой ЕС. Рассмотрены основные сценарии развития Вишеградской группы, приведены экспертные мнения по этому вопросу. Хотя V-4 была создана под эгидой ЕС для евроинтеграции входящих в нее стран, после вступления в Союз Четверка не только не прекратила свое сотрудничество, но, наоборот, его активизировала, стремясь утвердиться в новом статусе и усилить свое влияние на выработку общего курса европейского интеграционного объединения. Первоначально одним из важных направлений деятельности группы стало продвижение Восточного партнерства, что вписывалось в политику ЕС, однако обострение миграционных проблем в 2015 г. заставило вишеградцев сформулировать собственную повестку. В целом подходы Четверки по ряду проблем отличаются определенной спецификой и не во всем совпадают с позициями, продвигаемыми Евросоюзом. Налицо - стремление группы громче заявить о своих интересах. Для Евросоюза позиция вишеградцев по миграционной повестке стала определенным вызовом. Анализ экспертных оценок перспектив развития группы показал большой разброс мнений - от оптимистического до пессимистического сценариев: одни полагают, что сотрудничество в рамках группы будет укрепляться, другие считают вероятным ее полное размывание в рамках ЕС. В статье сделан общий вывод о том, что, с одной стороны, Више-градская группа демонстрирует стремление укреплять свои позиции в ЕС и голос V-4 звучит все более отчетливо, однако, с другой стороны, неправильно было бы переоценивать значение «више-градской фронды»: дальнейшему усилению самостоятельности Четверки препятствует сохранение внутренних разногласий в группе, а также высокая степень общей зависимости стран - членов V-4 от Евросоюза.

В статье анализируются изменения внешнеторгового сектора стран Вишеградской группы после их вступления в Евросоюз с отдельным акцентом на отношениях с Россией. Рассматривается территориальная ориентация Венгрии, Польши, Словакии и Чехии в торговых отношениях. Автор выделяет сохраняющуюся тенденцию приоритетности рынка Евро-Союза для Вишеградской группы на фоне усиления роли стран - партнеров по «четверке» и азиатского вектора. Отдельное внимание уделено отраслевой структуре внешней торговли стран Вишеградской группы и ее трансформации с 2003 г. Роль РФ во внешней торговле Венгрии, Польши, Словакии и Чехии анализируется с точки зрения приоритетности российского направления, Рассматривается динамика позиций России во внешнеторговых секторах четырех вишеградских стран с выделением основных факторов, влияющих на торговые связи, подробно анализируются изменившиеся в 2014 г. политико-экономические условия взаимной торговли, включая фактор санкций. Отраслевая структура торговых отношений с Россией позволяет говорить о ее нетипичности для стран Вишеградской группы и о сохраняющихся дисбалансах. Позиции России во внешней торговле стран Вишеградской группы в настоящее время характеризуются как ослабленные, соответствующие периоду начала 2000-х гг., что стало следствием влияния долгосрочных негативных факторов за последние годы, при сохранении относительно стабильной структуры торговли. Существующая динамика восстановления торговых связей России с Венгрией, Польшей, Словакией и Чехией свидетельствует, что достижение докризисного уровня невозможно в ближайшей перспективе.

В статье исследуется развитие отношений Белоруссии с Европейским Союзом и Соединенными Штатами Америки в 1992-2018 гг. С середины 90-х гг. ХХ в. белорусская политическая ситуация вызывала критику Запада. Он ввел санкции против Белоруссии, чтобы заставить страну выполнять свои требования. Но Белоруссия стала укреплять интеграционные связи с Россией. Для противодействия российско-белорусскому сближению Европейский Союз начал предлагать Белоруссии возможности интеграции в Европу. В 2009 г. Белоруссия стала участницей Восточного партнерства. Эта организация была направлена против России. Европейский Союз осознал, что белорусский режим хочет, чтобы Белоруссия выглядела европейской страной. После отделения Крыма от Украины и присоединения его к России белорусская оппозиция и власть испугались, что Россия может захватить Белоруссию, хотя Россия не давала повода для таких страхов. Европейский Союз стал более тесно сотрудничать с официальным Минском, не обращая внимания на нарушение прав человека и наличие политических заключенных в Белоруссии. В 2017 г. Белоруссия на сессии Парламентской ассамблеи ОБСЕ проголосовала против России. Почти все санкции были сняты. Соединенные Штаты Америки сначала относились к Белоруссии нейтрально, но в середине 90-х гг. ХХ в. ввели против нее санкции. США были более последовательны в применении санкций. В 2008 г. Белоруссия потребовала, чтобы американский посол покинул Минск. Но вскоре США и Белоруссия стали искать более тесные контакты. После 2014 г. американцы начали поддерживать антироссийские фобии белорусской элиты. В 2018 г. Белоруссия была объявлена надежным бастионом против российского неоимпериализма. Белоруссия стремится расширить контакты с Западом, чтобы иметь возможность дистанцироваться от России. Лавирование между Западом и Россией необходимо белорусскому президенту для сохранения своей власти.

Казахстан и Киргизия совмещают свое членство в Евразийском экономическом союзе (ЕАЭС) - наиболее масштабном и динамично развивающемся интеграционном объединении на постсоветском пространстве - с деятельным участием в проектах и программах Европейского Союза (ЕС). Это экономическое и политическое объединение, нацеленное на региональную интеграцию его 28 стран-участниц, расположенных в основном в Европе, одновременно активно вовлечено в экономические и политические процессы на постсоветском пространстве, включая и его центральноазиатский сегмент. Стратегия ЕС в ЦентральноАзиатском регионе нацелена как на двустороннее, так и на региональное сотрудничество с партнерами, среди которых важное место отведено Казахстану и Киргизии. Заключенные между ними и ЕС двусторонние соглашения о партнерстве и сотрудничестве стали главными инструментами, обеспечивающими Евросоюзу влияние в этих странах. Вхождение туда ЕС, продвижение в этих и других странах постсоветского Центрально-Азиатского региона интересов объединенной Европы сочетается с вниманием институтов и структур ЕС к важным направлениям развития Центральной Азии (ЦА). В числе этих направлений - транспортные сети, энергетика, безопасность, государственное управление, образование, права человека. Хотя интеграция в ЕАЭС и ЕС, как и условия торгово-экономических соглашений, заключаемых участниками ЕАЭС с ЕС, имеет ряд отличительных особенностей, это не становится препятствием для устремлений Казахстана и Киргизии к углубленному взаимодействию с ЕС - не только в сфере экономики, но и в сфере политики. Обращает на себя при этом внимание избранная ЕС тактика дистанцирования от ЕАЭС, позиционирование объединенной Европы как своего рода альтернативы этому интеграционному объединению, что становится серьезным геополитическим вызовом и для ЕАЭС, и в целом для перспектив интеграции в Центральной Азии при сохранении лидирующей роли России в этом процессе.

Статья посвящена анализу одной из главных причин российско-белорусского кризиса 20182019 гг. - прозападному вектору белорусской внешней политики. С момента создания Союзного Государства Республики Беларусь и Российской Федерации (1999) политика Минска в отношении Евросоюза и США всегда имела особый внеблоковый характер. Минск традиционно свою внешнюю политику увязывает с задачей сохранения суверенитета и независимости Белоруссии. Вместе с тем белорусское руководство всегда подчеркивало свой статус «единственного союзника» России. Однако постепенно внешнеполитический курс Минска приобретает прозападный характер, что оказывает негативное влияние на российско-белорусскую интеграцию. Со временем Минск по целому ряду причин стал уклоняться от поддержки своего союзника на международной арене, внешняя политика Белоруссии приобрела характер балансирования между Россией и Западом. Политика балансирования больше двадцати лет позволяла Минску игнорировать отсутствие политического и экономического баланса интересов в рамках российско-белорусской интеграции. Многие годы Минск использовал западный вектор своей внешней политики для стимулирования российской экономической поддержки белорусской экономики. В 2014-2018 годах в условиях эскалации противостояния между Западом и Россией политика балансирования Минска стала постепенно переформатироваться в медленный геополитический поворот республики на Запад. В настоящее время белорусское руководство использует западный вектор своей внешней политики, чтобы, с одной стороны, маскировать постепенную смену геополитического вектора, а с другой — сохранить доступ к российским финансовым и энергетическим ресурсам. К 2018 году оба сформировавшихся противоположных тренда на фоне обострения украинского кризиса вошли в резонанс, что привело к кризису в отношениях между Россией и Белоруссией и поставило под угрозу сохранение Союзного государства.

Коммерческие и геополитические реалии побуждают страны Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) снижать зависимость от российского импорта газа и повышать безопасность поставок. Хотя в целом эти страны сильно зависят от российского газа, у них разные условия, разные подходы к этой зависимости и безопасности поставок, и поэтому они дают разные ответы на вопросы энергетической политики. Диверсификация является способом снижения зависимости и повышения безопасности поставок. Существует много видов диверсификации. Чтобы понять эту сложность и оценить страны ЦВЕ, мы разработали схему различных вариантов диверсификации импорта российского газа в ЦВЕ. В этой статье мы анализируем эти варианты и достижения для одной конкретной страны, Польши, которая стремится к такому уровню диверсификации, который позволил бы прекратить импорт российского газа. Мы видим, что после российско-украинского газового кризиса в январе 2009 года Польша предприняла конкретные действия и наконец добилась огромного прогресса в диверсификации источников импорта газа. Новые трубопроводы и мощности по сжиженному природному газу могут позволить Польше достичь своей цели, хотя в существующем портфеле соглашений об импорте по-прежнему отсутствует контракт на поставку норвежского газа, который будет поставляться по еще не построенной датско-польской «Балтийской трубе». Без норвежских поставок могли бы потребоваться поставки, по крайней мере, в небольшом объеме газа с российским происхождением. Напротив, отечественная добыча газа, как представляется, не обеспечивает основы для диверсификации. Хотя энергоэффективность и энергосбережение являются значительными возможностями, сокращение общего потребления газа также невозможно, главным образом из-за отказа от угля. С этой точки зрения секторальная диверсификация имеет ограниченную реальную значимость, поскольку она может лишь ограничить дальнейший рост спроса на газ. С прекращением крупных долгосрочных поставок российского газа диверсификация транзита также будет иметь меньшее значение. Тем не менее еще предстоит выяснить, действительно ли прекращение российских (долгосрочных) поставок газа послужит обеспечению безопасности поставок, поскольку сама по себе диверсификация не обязательно ведет к достижению этой цели.

Британия - один из ведущих торговых партнеров России - продолжает входить в первую десятку стран по объему накопленных капиталовложений в нашу страну. Последние два десятилетия экономические отношения между Россией и Британией изобилуют взлетами и падениями. В основе неустойчивости двусторонних связей лежат как экономические причины - меняющиеся условия воспроизводства в обеих странах, ЕС и мировой экономике в целом, так и - особенно после 2014 г. -политический контекст, в котором развиваются отношения между двумя государствами. Негативное воздействие на двусторонние экономические связи оказывают западные санкции в отношении России, а также неопределенность, вызванная предстоящим выходом Британии из Европейского Союза (брекзитом). Особое внимание в статье уделяется состоянию инвестиционного потенциала, инвестиционному сотрудничеству двух стран. Россию и Британию объединяет общая черта - низкая норма национального накопления. В обоих государствах широко обсуждается вопрос об ограниченности внутренних инвестиционных ресурсов. Отсюда большое значение, которое придается внешним источникам инвестиций, притоку иностранных, прежде всего прямых, инвестиций.