Технологический скачок – дискретный этап развития страны или отрасли, представляющий замену предшествующей технологии на принципиально новую. Понятие технологического скачка стало развиваться с середины 1980-х годов, однако общепринятого определения на сегодняшний день нет. Интерес к условиям и структуре технологических скачков усилился, когда выяснилось, что догоняющие страны и отрасли могут ускоренно развиваться путем непрерывного подражания и инноваций, минуя при этом адаптацию устаревших технологий и избегая инвестиций в предыдущие технологические системы.
В статье на теоретическом материале и международном опыте развития информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) анализируются условия, необходимые для технологического скачка. Выбор именно ИКТ обусловлен тем, что они являются признанными драйверами экономического роста и социального развития. Сегодня благодаря скачку в странах третьего мира формируются амбициозные планы развития сетей фиксированной связи нового поколения, перехода к стандарту 5G, сервисам электронной торговли и электронного правительства.
Исходя из мирового опыта, выделены факторы, необходимые для успешного технологического скачка, и анализируется потенциал его реализации в России. В условиях санкционного давления актуализируется не просто реверс-инжиниринг, а именно скачок, способный обеспечить технологическую самостоятельность. Показано, что в России частично созданы условия для технологического скачка в области 5G, а именно накоплен адаптационный потенциал в части технологий и подготовки кадров, кооперации науки и промышленности, есть возможности использования разработок и оборудования, а также условия для формирования благоприятного социотехнологического климата.

Процессы трансграничной регионализации (в том числе в пределах отдельных морских акваторий) сопровождаются дальнейшим усложнением структуры социально-экономического пространства, разноскоростной динамикой его компонент, а также эффектами поляризации и концентрации. Данный контекст существенно повышает теоретическое и прикладное значение центро-периферийного анализа, инициируя перманентную «донастройку» его инструментария, в том числе с учетом специфики формирования и функционирования структур «центр – периферия» в оконтуривающих российское порубежье «морских» трансграничных регионах. Статья сфокусирована на идентификации «морской составляющей» центро-периферийной стратификации пространственной социально-экономической динамики, а также обосновании специфических факторов, проявлений и эффектов центро-периферийной дихотомии в «морских» трансграничных регионах России. Приоритетное внимание уделено выявлению общего и особенного в центро-периферийном структурировании Балтийского региона, Каспийского региона, а также Причерноморья. Установлена существенная зависимость центро-периферийной архитектуры (и места в ней российских приморских территорий) от «зрелости» трансграничного региона, степени разнородности его морфоструктуры, а также параметров морехозяйственной активности. Дана оценка влияния на центро-периферийное позиционирование инновационной динамики (включая развитие сектора инновационной экономики, диффузию передовых производственных технологий, цифровизацию экономики и общества, генерацию научных знаний и др.), а также геополитических, этнокультурных и геоисторических детерминант. Показано, что инкорпорированность конкретной приморской территории в трансграничные связи объективно повышает ее статус в общенациональной центро-периферийной иерархии, не избавляя от проблемных ситуаций и рисков, связанных с потенциально возможной (и многоаспектно проявляющейся в условиях российского морского порубежья) периферизацией.

В условиях нарастающей тенденции к оспариванию гегемонии США со стороны «восходящих держав» проблема легитимации доминирования в международной политике приобретает особую значимость. Вместе с тем наиболее влиятельные западные теории (неореализм, неолиберальный институционализм, социальный конструктивизм, неомарксизм) исследуют эту проблему либо на уровне действий и свойств отдельных государств, либо на уровне материальных, социальных и идеологических структур, призванных обеспечить воспроизводство политического неравноправия. Такая ситуация затрудняет формирование целостного понимания механизмов легитимации доминирования в международной политике. Стремясь способствовать преодолению этой двойственности, автор статьи опирается на идейное наследие Английской школы и исследует стратегии легитимации американской гегемонии, посредством которых США стремятся обеспечить признание своего привилегированного положения. Автор фокусируется на ключевых гегемонистских ролях США: «лидер», «блюститель», «гарант безопасности» и «гарант процветания» – с тем, чтобы раскрыть механизмы, обеспечивающие сопряжение между политикой Вашингтона и «первичными целями» современного международного общества. Применение данного подхода позволяет включить в исследование переменные как «унитарного» (действия и идеи гегемонистского государства), так и «структурного» (ролевые предписания и коллективные цели сообщества государств) уровней и, таким образом, сформировать более всеобъемлющее понимание механизмов легитимации «американской гегемонии» после окончания холодной войны. Автор приходит к выводу, что преследуемые Соединёнными Штатами Америки ролевые практики легитимности не только обеспечивают воспроизводство властных отношений, но также содержат латентный источник напряжения, подрывающий «американскую гегемонию» в условиях соперничества между США и «восходящими державами».

Актуальность вопросов управления миропорядком связана с эскалацией региональных конфликтов, глобальными вызовами современности, возрастающим влиянием негосударственных акторов на международном поле и нарастанием нестабильности системы в целом. В условиях противостояния западному гегемонизму возрастает соперничество за ресурсы и влияние в регионе и в мире. Система международных отношений претерпевает изменения, и в условиях данной трансформации происходит переконфигурация акторов «периферии» и «центра» – уходит эпоха западноцентричного мира. Новые условия системы диктуют новые правила игры – навязывание своей воли запугиванием и военно-экономическими методами становится неэффективным и встречает сопротивление, в связи с чем отдельные страны начали борьбу с гегемонизмом. Можно сказать, что наиболее четко отражающий современные взаимоотношения на мировой арене термин – «лидерство». Данный феномен в статье рассматривается через парадигму «центр» – «периферия», разграничивается глобальное и региональное лидерство на примерах Российской Федерации и Турецкой Республики. Анализируются внешнеполитический курс двух стран, их основные приоритеты и мотивация, сравниваются две модели лидерства на основе выбранных параметров. Обозначена перспектива России стать одним из центров будущего миропорядка, и исследуется возможность Турции удержаться в позиции регионального лидера и расширить свои зоны влияния. Для сохранения и удержания своих уже наработанных позиций странам необходимо придерживаться политики многовекторности, соответствующей национальным интересам. Идеи по развитию и структуре нового миропорядка и умение брать ответственность за процессы, происходящие на мировой арене, являются неотъемлемой частью действий по укреплению позиций двух стран.

В статье исследуются вопросы взаимодействия субъектов Российской Федерации с международными организациями, значение данного вида международного сотрудничества для социально-экономического развития регионов и реализации российской внешней политики. Рассматриваются возможности участия субъектов федерации в продвижение национальных интересов на международной арене в условиях усиливающегося внешнего давления на Россию. Приводится анализ вопросов политико-правового регулирования международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации, включая участие регионов в деятельности международных организаций. В статье вводится классификация форматов взаимодействия регионов с международными организациями и характеризуются особенности их осуществления, обосновывается трансформация международной деятельности регионов с учетом эволюции внешнеполитических приоритетов государства. Для оценки эффективности моделей сотрудничества с интеграционными институтами различного вида изучается опыт Республики Татарстан. Подтверждается значимость участия регионов в деятельности международных организаций в составе российского представительства в них, построения отношений с интернациональными объединениями уровня регионов и местных властей, а также проведения мероприятия под эгидой международных организаций для социально-экономического развития территорий и повышения качества жизни населения. Предлагаются варианты привлечения субъектов федерации к реализации актуальных направлений российской внешней политики. Также раскрывается позитивная роль регионов в поддержании контактов России с рядом ведущих международных организаций, поиске новых малополитизированных форматов сотрудничества, таких как партнерство с международными объединениями и структурами уровня местных властей. Потенциал регионов оказывается востребованным при реализации последовательной политики России по формированию многополярного миропорядка.

В работе анализируются региональные различия в тенденциях взросления современной российской молодежи. Выделяются ключевые факторы, сопровождающие процесс взросления представителей постсоветских поколений миллениалов и Z. Автор отмечает, что на модели взросления в XXI в. влияют определенные социокультурные, экономические особенности того или иного региона. России, отличающейся значительным региональным расслоением, свойственны глокальные – общеевропейские и локальные – тренды взросления. Для жителей столицы и больших городов характерна модель взросления, композиционно похожая на европейскую (хотя динамика наступления событий жизни, подразумевающих переход во «взрослый» статус, всё еще различается), а сам процесс взросления дестандартизировался, став более сложным, поздним и растянутым во времени. Результаты социологических исследований, в том числе проведенных автором настоящей статьи, фиксируют следующие тренды взросления российской (преимущественно городской) молодежи: откладывание наступления стартовых ключевых демографических событий (сепарация от родителей, обретение финансовой самостоятельности, первое трудоустройство, брак, рождение первого ребенка), ориентация на получение высшего профессионального образования, в том числе интерес к непрерывным образовательным траекториям. В то же время для молодежи некоторых российских регионов (прежде всего не относящихся к европейской части России, например, Северного Кавказа или периферийных/сельских районов Сибири) характерны более традиционные модели транзита во взрослую жизнь. Кроме того, автор размышляет о социоструктурных условиях формирования (первичный капитал социального происхождения и другие личностные и социальные ресурсы) постсоветской молодежи и их связи с общемировыми трендами взросления.

В статье анализируется место и роль Китайской национальной инфраструктуры знаний (CNKI) в развитии международного сотрудничества и научно-технического потенциала Китая. Раскрываются англоязычные ресурсы CNKI. Показывается значимость англоязычной версии сайта CNKI как инструмента продвижения CNKI на международной арене. При помощи веб-статистического сервиса Google Trends исследуются информационные потребности зарубежных пользователей Китайской национальной инфраструктуры знаний. Представляются наиболее перспективные варианты и сценарии сотрудничества Китайской национальной инфраструктуры знаний и российского академического и научного сообщества. Объяснено, почему первоочередной задачей является оплата полнотекстового доступа к журналам по общественным и гуманитарным наукам на китайском языке. Делается предположение, что опыт CNKI может оказаться полезен для формирования в самой России аналогичной национальной инфраструктуры знаний, причем интегрирующей всё русскоязычное научно-информационное пространство в мире. Показана роль Института научной информации по общественным наукам РАН в продвижении российских научных результатов за рубежом и расширении доступа к иностранным ресурсам.

В представленной статье проанализирована динамика геополитического воображения границ Внутренней Азии. Термин «Внутренняя Азия» возник в XIX в. как синоним термину «Центральная Азия». Однако в середине ХХ в. под влиянием нового международного порядка и холодной войны он приобрел другое содержание. В этой работе мы попытались проанализировать динамику изменений границ Внутренней Азии в востоковедном дискурсе за последние 70 лет. Был изучен ряд ключевых дефиниций региона, появлявшихся в ХХ в. и находившихся во взаимосвязи с изменениями политической конъюнктуры. Также была систематизирована информация об основных исследовательских институтах по изучению этого пространства. В ходе исследования помимо границ региона внимание привлекли и его аскриптивные политические атрибуты. В результате была выявлена особая роль культурно-цивилизационного фактора в процессе формирования геополитического воображения и, соответственно, представлений о регионе. В итоге были выделены наиболее непротиворечивые критерии, позволяющие дать логичное определение Внутренней Азии. В границы этого фронтирного региона можно включить Монголию, китайские регионы, Автономный район Внутренняя Монголия, Тибетский автономный район, Дунбэй (историческую Маньчжурию), а также российские регионы (Республику Алтай, Республику Бурятия, территорию Бурятского Усть-Ордынского округа в составе Иркутской области, Забайкальский край и Республику Тыва). Подобный подход к пониманию термина «Внутренняя Азия» делает ее масштабным фронтиром, на территории которого происходят экономические и культурные обмены между Россией, Монголией и Китаем.

На протяжении последних лет соперничество США и Китая является лейтмотивом ключевых событий в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Сейчас это стратегическое противостояние приобретает новые формы, создаются различные альянсы и коалиции во главе с США. В данной статье проанализированы альянсы QUAD и AUKUS и их влияние на баланс сил в регионе. Каждое действие, расцениваемое как недружественное, вызывает противодействие. Так, после создания AUKUS Китай стал углублять отношения с союзными государствами и заключил военное соглашение с Соломоновыми островами. Страны АСЕАН стараются избежать втягивания в противостояние США и Китая и начинают диверсифицировать свою внешнюю политику. Так, в декабре 2021 г. состоялись первые в истории военно-морские учения Индонезии и России. С учетом обострения отношений со странами «коллективного Запада» азиатский вектор внешней политики приобретает для России особое значение. Очевидно, что геостратегическое и экономическое противостояние Китая и антикитайской коалиции под эгидой США стремительно набирает обороты. Есть все основания полагать, что международная обстановка в Азиатско-Тихоокеанском регионе в ближайшие годы будет становиться всё более напряженной и всё менее предсказуемой.

Субрегиональное сотрудничество стран Европейского союза приобретает особую значимость в условиях формирования новой европейской реальности. Появление новых угроз безопасности, сложности во внутренних процессах ЕС стимулируют отдельные государства объединенной Европы группироваться в малые объединения для защиты собственных интересов, которые могут и не являться приоритетными для Брюсселя. В статье рассмотрены некоторые субрегиональные группы, существующие внутри ЕС: Бенилюкс, Северный Совет, Вишеградская группа, Балтийская ассамблея, Центральноевропейская инициатива, Веймарский треугольник и Славковское взаимодействие («формат Аустерлица»). На основе этих структур авторы предприняли попытку типологизации субрегиональных объединений по принципу членства в них западноевропейских или восточноевропейских стран, в том числе государств бывшего социалистического лагеря. Подобное упорядочение совокупности и сравнительный анализ субрегиональных групп позволили исследовать степень влияния того или иного объединения на процессы в Европейском союзе, а также проследить новые тенденции в интеграционных процессах. В ходе исследования авторы сделали вывод о растущей роли субрегиональных группировок в европейском пространстве. При этом увеличение числа малых групп государств может свидетельствовать об интенсификации локализационных процессов в политике ЕС, что несомненно создаст трудности для развития интеграционных процессов и проведения общеевропейской политики, за которую выступают Брюссель и ведущие государства Евросоюза.

В статье раскрываются особенности социальной дифференциации внутригородских территорий на примере расселения иммигрантов (и/или иностранцев) в городах, которые можно назвать новыми центрами иммиграции. Такие города, как Мадрид, Берлин, Рим, Лиссабон и Москва, в силу разных причин, раскрытых в статье, стали сталкиваться с увеличением потоков иммигрантов в последние тридцать лет. Эти города и есть объекты исследования, а его основная цель – найти особенности расселения иммигрантов и посмотреть, как это влияет на социальную дифференциацию. Выяснилось, что Мадрид и Рим объединены относительно новым увеличением числа иммигрантов за последние 30 лет. В Берлине ситуация осложняется долгой историей деления города на Западный и Восточный Берлин, что даже после воссоединения Германии сказывается на социальной дифференциации города. Мадрид и Рим с 1990-х гг. были лидерами по приросту миграции. Однако на приток иммигрантов в Мадрид больше повлияли геополитические события, поэтому с 2008 г. наблюдается снижение роста иммиграции. С 2016 г. приток иммигрантов в Мадрид снова растет. Для Лиссабона характерно раздельное расселение трудовых иммигрантов из бывших колониальных стран и более богатых иммигрантов из Европейского союза. В целом Лиссабон, Мадрид и Рим похожи чертами постиндустриального города, характерными для городов южной Европы. В Москве из-за отсутствия детальной статистики сложно уверенно говорить об особенностях расселения иммигрантов. В Москве пока нет этнических гетто, потому что миграционная история не так уж и длинна. Пожалуй, основную социальную напряженность создают внутренние мигранты, уровень урбанизации и социально-этнические и культурные характеристики которых кардинально отличаются от московских.

Современная система международных отношений находится в стадии динамичной трансформации. Изменения, которые происходят в ней, затрагивают не только глобальный уровень, но и взаимодействие между государствами на региональном уровне. В рамках данного исследования было проанализировано влияние мирового порядка на процессы в области безопасности, которая является одной из многих сфер сотрудничества и противостояния держав-центров как регионального, так и глобального масштаба. Проведенный анализ показал высокий уровень конфликтогенности региона Ближнего Востока, длительные и разносторонние противоречия между ключевыми кросс-региональными державами (Египтом, Израилем, Ираном, Турцией и Саудовской Аравией), а также необходимость построения в регионе системы безопасности, которая могла бы впоследствии быть интегрирована в мировую архитектуру. В результате сделан вывод, что формируемая Россией на Ближнем Востоке инклюзивная архитектура безопасности, с учетом сохранения возможностей равного диалога заинтересованных сторон, может стать действенной структурой поддержания мира и стабильности на региональном уровне, а также фундаментом нового миропорядка, в том числе в контексте глобальной архитектуры мировой безопасности, в которую будут вовлечены державы-центры мирового масштаба.

В течение более чем 30 лет (1990–2021) Республика Чад возглавлялась Идрисом Деби – одним из наиболее ярких африканских политических лидеров, пришедшим к власти во главе вооруженной антиправительственной группировки и установившим жестко авторитарный, по сути военный режим управления с опорой на силовые структуры, но с элементами электоральной демократии, выражавшейся в регулярном проведении президентских и парламентских выборов. Как и в других африканских странах (Демократическая Республика Конго, Либерия, Республика Южный Судан, Сьерра-Леоне и т. д.), где главами государства и правительства, министрами и парламентариями становились бывшие повстанцы – «военные бароны», в Чаде в годы правления И. Деби сложилась обстановка перманентной политической нестабильности на фоне постоянного расширения полномочий силовых структур.
До конца 2000-х годов Чад рассматривался как репрессивное государство со слаборазвитой экономикой, полностью зависевшее от внешней финансовой помощи и военно-политической поддержки западных держав. Его армия, бóльшая часть солдат и офицеров которой рекрутировалась из недавних повстанцев, была расколота на постоянно враждовавшие фракции и отличалась отсутствием профессионализма. Ситуация начала меняться в 2010-е годы благодаря росту доходов от экспорта нефти, позволившему, в частности, провести реформу вооруженных сил. В результате армия Чада превратилась в мощную военную силу прежде всего в зоне Сахары – Сахеля, в центральноафриканском регионе и в районе озера Чад, где страна сыграла важную роль в ослаблении исламистской группировки «Боко Харам».
В статье рассматривается военно-политическая ситуация в Чаде в годы президентства Идриса Деби и – после его кончины в апреле 2021 г. – сына бывшего главы государства Махамата Деби. Авторы отмечают преемственность двух режимов, во-первых, в милитаризации общественно-политической жизни, во-вторых, в методах разрешения коллизии «власть – оппозиция».