В основе стратегических отношений  Москвы и Вашингтона вокруг проблемы ПРО долгое время лежал принцип, сформулированный в конце 1960-х годов, согласно которому противоракетные  системы для защиты территории считались дестабилизирующими, а их ограничение укрепляло стратегическую стабильность.  С тех пор и по сей день СССР и Россия придерживались этого принципа, а США периодически отходили от него в 1980-е годы (проект СОИ) и окончательно  отказались к настоящему времени.

При этом возможность нынешней и прогнозируемой ПРО США сколько-нибудь заметно  воздействовать  на  потенциал  российского ядерного удара большинство независимых ведущих экспертов оценивают как крайне незначительную. Однако односторонний выход США из Договора по ПРО в 2002 г. подорвал доверительные политические  отношения  между Москвой и Вашингтоном. Противоречия усугубляются и нежеланием  США предоставить  России юридические обязательства  ненаправленности против нее американской системы ПРО (в частности, ограничение ее технических  параметров). Это тем более так, поскольку ПРО США развивается как система, расширение и совершенствование которой не имеет никаких ограничений.

Ответом России на создание национальной  ПРО США стала  модернизация стратегических ядерных сил и создание собственной системы воздушно-космической обороны (ВКО).

Различие в подходах к построению систем ПРО в США и ВКО в России состоит в том, что американская система предназначена для обороны от ограниченных ударов межконтинентальными баллистическими  ракетами по северо-американскому континенту и ракетами средней дальности  по территориям ближайших союзников США в Европе и Тихоокеанском регионе. Российская ВКО представляет собой эшелонированную  систему, предназначенную  для защиты от длительной  наступательной операции США (НАТО), ведущейся с применением обычного высокоточного оружия (включая в будущем гиперзвуковые системы и орбитальные средства), а также с ограниченным  применением ядерного оружия.

Несмотря на длительное  отсутствие содержательного российско-американского диалога  по  проблеме  ПРО,  еще остается  возможность  для  достижения конструктивных договоренностей. Возможное продолжение переговоров России и США по ограничению и сокращению стратегических наступательных вооружений открыло  бы окно для достижения компромисса и по ПРО.

В  основе  такого  решения  может лежать согласованный пороговый уровень для разграничения между, с одной стороны, системой ПРО, которая способна ощутимо повлиять на стратегическую стабильность  за счет способности   перехватывать   большое  число  американских  или  российских  МБР и БРПЛ, и с другой стороны – системами обороны, которые позволят  России и  США защититься   от  ударов третьих государств и экстремистских режимов и укрепят их обоюдную безопасность. Первая категория будет подлежать ограничению, а второй дадут «зеленый свет». Более того, применительно к обороне второго класса вновь откроется возможность сотрудничества в  развитии   элементов   систем  ПРО двух  держав,  что  было  декларировано в 2002 г., но так и не воплотилось в жизнь до настоящего времени.

Опубликованный  в январе Белым домом «Обзор ядерной политики»,   называемый  также американской  ядерной  доктриной,  впервые за период после холодной войны возвращает ядерному оружию роль стержневого компонента в американской стратегии сдерживания. Новый «Обзор ядерной политики»  делает заявку на «индивидуальную стратегию» в отношении  каждой из стран, представляющих «вызов» для США в ядерной области. Однако при всем различии  индивидуальных страновых подходов, в каждом конкретном  случае  выдвигается одинаковое утверждение об ответном характере разрабатываемых Вашингтоном мер.

Провозглашена  линия   на  модернизацию стратегической триады, ввод в строй  новых  самолетов  двойного назначения, оснащение баллистических ракет  на подводных лодках  боеголовками  малой  мощности,  создание новых ядерных крылатых ракет морского базирования,  а также усиление соответствующей системы управления, контроля и наблюдения. При этом новая расширенная трактовка «чрезвычайных обстоятельств», позволяющих  отдать  приказ  о ядерном ударе, раздвигает диапазон исходных условий,  при которых американское руководство может принять  решение об использовании ядерного оружия, в том числе в ответ на неядерное нападение, что – в совокупности с другими нововведениями американской ядерной доктрины: созданием нескольких «более применимых» типов ядерных вооружений,  интеграцией  ядерного и  неядерного планирования  и оперативной  деятельности,  возросшим вниманием  к киберугрозам, провозглашением  принципов «гибкости» и «неопределенности» – повышает вероятность применения ядерного оружия.

В международной ситуации,  когда возвращение конкуренции  великих  держав расценивается в «Обзоре» как бόльшая опасность миру, чем терроризм, Россия воспринимается за океаном как более насущная угроза в ядерной сфере по сравнению с Китаем, тогда как Китай рассматривается как крупнейший  вызов в Азиатском регионе. Однако слово «противник» в отношении этих стран не используется, и подчеркивается желание  поддерживать с ними  стабильные отношения  и не вступать  в гонку вооружений.

Помимо «агрессивной российской политики»,  российских программ строительства вооружений и воинственных заявлений,   особую озабоченность  Вашингтона вызывает превалирующее там  представление, будто бы российская сторона считает,  что если применит ядерное оружие первой, это может создать  благоприятные  для  нее предпосылки завершения конфликта на «выгодных» условиях. Купирование такого рода «установки» американская ядерная доктрина  определяет в качестве приоритетной  задачи.

По отношению к Ирану и Северной Корее выдвигаются схожие в обоих случаях требования обеспечить их безъядерный статус, не допустить усиления их влияния  в Ближневосточном и Азиатско-Тихоокеанском регионах, предотвратить  передачу от них третьим лицам и странам ядерных и ракетных технологий  и материалов,  убедительно продемонстрировать, что любая их агрессия, в том числе неядерная, встретит сокрушительный отпор США и их союзников.

Однако произошла своего рода рокировка: если администрация  Барака Обамы отказалась от силового решения иранской проблемы и сделала ставку на переговоры с Ираном  без предварительных  условий,  но параллельно  предпочла тактику  изоляции  и игнорирования притязаний Северной Кореи, то теперь Белый дом неожиданно готов вести переговоры как раз с последней – при одновременном ужесточении курса уже в отношении Ирана.

Но именно подвижки в сторону урегулирования на Корейском полуострове, как и отдельные признаки  сдержанности – или,  скорее, «воинственной  сдержанности» – в американской ядерной доктрине, дают некоторые основания надеяться, что – при наличии  политической воли и международном взаимодействии – развития  событий по наихудшему сценарию и дальнейшего обострения международной ситуации  все же удастся избежать.

В статье анализируется динамика развития соперничества между Индией и Пакистаном в сфере ядерной безопасности. Авторы выделяют  два  центральных   фактора индийско-пакистанского противоборства в сфере ядерных вооружений. Во-первых, индийско-китайский пограничный конфликт 1962 года и вступление  КНР в  «ядерный клуб» в  1964 году, что обусловило безальтернативность  «ядерного выбора» для Индии. Во-вторых, индийско-пакистанские вооруженные конфликты  1965 и 1971 гг., которые подтолкнули  правящие круги Пакистана  к созданию собственного ядерного оружия. В статье рассматриваются  и оцениваются  основные этапы развития  ядерных программ Индии и Пакистана, анализируется их влияние  на развитие геополитической  ситуации  в регионе Южной Азии. Авторы обращают внимание на незримое присутствие в двусторонних отношениях  «китайского фактора» и «всепогодного союзничества» Пакистана и КНР на развитие  политических процессов в регионе Южной Азии. Подчеркивается необходимость создания системы коллективной безопасности в Азии.

На фоне сопряжения ряда кризисных ситуаций на Ближнем Востоке и в Персидском заливе (Сирия, Йемен, Иран) администрация  Дональда Трампа выстраивает базовую стратегию своего подхода к обозначенным конфликтам  и региону в целом. В ее центре  –  противостояние   с  Ираном, прежде  всего – противодействие его ядерной программе. Подходы к другим  конфликтам  отныне  соотносятся с логикой этой генеральной линии.  В частности, это может означать, что происходящее в Сирии воспринимается в Вашингтоне  в первую очередь в контексте намечающегося нарастания противоборства с Ираном, и только во вторую – в контексте собственно сирийского урегулирования.

Новая американская стратегия в отношении Ирана наталкивается на нескрываемое неприятие ее со стороны европейских партнеров Вашингтона, которые развернули кампанию  по противодействию  линии  Дональда  Трампа и сохранению достигнутых  в 2015 году с Ираном международных  договоренностей по ограничению его ядерной программы в обмен на постепенное снятие с него санкций. В ответ на выход США из договоренностей с Ираном Евросоюз задействовал финансово-экономические инструменты  с целью минимизации ущерба от американских санкций для европейских компаний («Блокирующий   статут»  и  так  называемый  «Механизм  особого назначения», призванный обеспечить финансовые расчеты с Тегераном). Вряд ли, однако, это противодействие  европейцев Соединенным  Штатам  окажется эффективным,  так как ставка Вашингтона на антииранскую  стратегию позволяет команде Трампа достичь многих из заявленных  им целей на Ближнем Востоке: мобилизовать  суннитское  сообщество,  сблизить  его с Израилем  и  в конечном счете восстановить  военно-стратегическое доминирование  в  зоне Персидского залива (контроль маршрутов нефтеперевозок).

Результатом реализации  КНДР ядерно-оружейной программы явилось  создание и  успешное испытание    термоядерного   взрывного устройства.  За  пятьдесят  лет  в стране были создана ядерная промышленность, включая все необходимые предприятия  – по добыче урановой руды, ее обогащению, производству  металлического урана и уранового гексофторида, предприятия  по производству специальных материалов, таких как сверхчистый графит, литий-6 и дейтерид лития.  Центральную  роль в реализации программы сыграл ядерный оружейный центр  в Йонбёне, на площадке которого был построен реактор для наработки оружейного плутония  и трития,  создано производство топлива  для этого реактора, создана и освоена химическая переработка облученного ядерного топлива  с выделением плутония,  освоен процесс обогащения  урана  и  создано обогатительное производство.

Поставленная в повестку дня задача полной  контролируемой   и  необратимой денуклеаризации КНДР потребует полной  информации  о северокорейской ядерно-оружейной программе и созданном  ядерно-оружейном комплексе.  Однако проведенное рассмотрение показывает, что информация  о состоянии ядерных  программ КНДР в  силу  чрезвычайной закрытости страны очень скудна и противоречива. В связи с этим осуществление денуклеаризации потребует чрезвычайных усилий и времени и поэтапного подхода.

Китайская ядерная стратегия  по-прежнему остается закрытой  областью, а реальный  состав ядерных  вооружений КНР  никогда  не публиковался официально. Китайская ядерная политика в доктринальной плоскости декларирует применение ядерного оружия (ЯО) только в ответ на ядерное нападение на КНР.

Несмотря на заявления официальных лиц  в Пекине, следует признать,  что Китай  на сегодняшний  день является третьей ядерной державой планеты  – если не по количеству оперативно развернутых  ядерных  боезарядов, то  по качественному составу самостоятельно разработанных  и поставленных  на боевое дежурство средств их  доставки. При этом Китай  – единственный из постоянных  членов СБ ООН, который в момент и сразу после распада биполярной системы вел активное совершенствование  своих ядерных вооружений, наращивая их численно.

Развитие китайских  ядерных сил длительное время отставало  от темпов, задаваемых  гонкой  вооружений СССР и США. Но в условиях  глубоких сокращений  ядерных арсеналов сверхдержав с 1990-х годов Китай  сумел провести коренную технологическую  модернизацию своих ядерных сил, полностью поменяв их облик. Широкое развертывание мобильных ракетных комплексов средней и межконтинентальной дальности с твердотопливными ракетами создает новое качество стратегических сил КНР. По ряду оценок, речь может идти о постановке отдаленной задачи по достижению паритета в стратегических вооружениях (ядерных и неядерных) с Россией и США.

При этом Китай практически  не связан международными режимами по контролю над вооружениями, если не считать Договора о нераспространении ядерного оружия. Сочетание интенсивной модернизации ядерных сил с отсутствием обязательств по ограничению и сокращению стратегических вооружений ставит насущный вопрос о вовлечении Пекина в международные контрольные режимы. Рационально выглядела бы проработка  пилотного  трехстороннего формата взаимодействия Китая, России и США в локальном вопросе об ограничении высокоточных систем гиперзвукового ракетного оружия (в том числе ракетно-планирующих систем).

Общеизвестно, что Израиль  обладает ядерным потенциалом, однако существование ядерной программы никогда не было им подтверждено. Историки, исследовавшие эту тему, долгое время были вынуждены в основном опираться на некоторые немногочисленные правительственные документы США и на устные свидетельства тех, кто обладал непосредственной информацией об израильской ядерной программе, являющейся  неотъемлемой частью его долгосрочной стратегии национальной  безопасности. Однако  недавно рассекреченные военным ведомством США документы конца 1980-х гг. только подтвердили то, что уже было давно известно – наличие у Израиля атомного оружия и фактически негласное признание его ядерной державой1. Эти документы относительно состояния ядерного арсенала Израиля имеют большое политическое значение, особенно в связи с отношением  Израиля  к иранской  ядерной программе. Обеспечение национальной безопасности было первоочередной задачей Израиля в течение семи десятилетий противостояния угрозам терроризма, использовавшего ракетный арсенал, и  даже потенциальным  ядерным угрозам. Национальная доктрина безопасности  израильского государства в широком смысле призвана защищать и обеспечивать его государственные интересы и население страны. Одна из главных черт современной ядерной программы Израиля – это особые отношения  между Израилем и США, которые выступают  гарантом  безопасности еврейского государства. Целью данной статьи  является описание и анализ  стратегической ядерной концепции  в исторической перспективе. Израиль долгое время придерживается политики  непрозрачности своей ядерной программы. Единственно, что было заявлено руководством страны – Израиль не будет первым применять ядерное оружие на Ближнем Востоке и Израиль должен оставаться единственной ядерной державой в регионе. В настоящее время последний постулат оспаривается развитием ядерной программы в Иране. Израиль считает Иран своим главным геополитическим противником. Если Иран станет обладателем ядерного оружия, правила игры в регионе изменятся,  усилится  угроза распространения ядерного оружия на Ближнем Востоке. Израиль также видит угрозу превращения Ирана в более мощную региональную силу. Израильское руководство  особенно настойчиво  выражало  свой протест  против  достигнутого при президенте Б. Обаме в 2015 г. международного Соглашения по ядерной программе Ирана, так как считало, что если даже Иран действует в соответствии с реальным пониманием своих национальных интересов, он все-таки, возможно, не поддастся дипломатическим усилиям, призванным остановить его ядерную программу. В настоящее время, когда международное давление на Иран усиливается, необходимо уделять особое внимание ядерным возможностям Израиля и тем вызовам миру на Ближнем Востоке, которые проистекают в связи с его ядерной программой.

Аргентина   и  Бразилия были в числе первых развивающихся стран, вставших  на путь  освоения ядерной энергии. В этих крупнейших южноамериканских государствах интерес к атому зародился в недрах военных структур и подогревался аргентино-бразильским соперничеством за лидерство в латиноамериканском  регионе, особенно в период нахождения у власти диктаторских режимов. В те годы в обеих странах  существовали  планы создания  собственного атомного  оружия, что определяло их негативное отношение к Договору о нераспространении ядерного оружия и планам превращения Латинской Америки в безъядерную зону. С возвращением  демократической формы правления  проекты создания собственного ядерного оружия были  сняты  с повестки  дня, а отношения  между Буэнос-Айресом и Бразилиа приобрели характер стратегического сотрудничества,  охватившего  и сферу мирного атома. На международной арене обе страны выступили  противниками оружия  массового уничтожения и  сторонниками   ядерного  разоружения. Можно констатировать, что, пройдя долгий путь освоения энергии атома, Аргентина и Бразилия нашли свое место в мировой ядерной индустрии. В обеих странах построены исследовательские реакторы и атомные электростанции, созданы предприятия ядерного топливного  цикла,  проводятся фундаментальные и прикладные исследования в атомной области. Аргентина  экспортирует ядерные технологии и оборудование, включая  современные реакторы малой мощности, Бразилия стала единственной в мире неядерной страной, строящей атомную подводную лодку. На сегодняшний день производимая  атомная  энергия занимает скромное место в  энергетическом балансе этих  южноамериканских стран, что, среди прочего, объясняется наличием там других богатых источников энергии. Но сама логика научно-технологического развития  подталкивает Аргентину  и  Бразилию  к более широкому и диверсифицированному  использованию атомной энергии в мирных целях, побуждает наращивать  усилия на этом направлении,  развертывать  национальные программы и расширять спектр международного взаимодействия.

К концу  «нулевых» годов  в  результате  глубокого сокращения нестратегического оружия США и России, ликвидации  российских и американских ракет средней и меньшей дальности,  сокращения  арсеналов  Великобритании и Франции в Европе сложился новый «ядерный» статус-кво. Его важными составляющими  являются  также обязательство стран НАТО не размещать ядерное оружие и инфраструктуру для него на территории новых государств-членов, взаимные обязательства России и стран альянса по сдержанности в области обычных вооружений. Дважды за последнее десятилетие в НАТО ставился вопрос о коррекции этого статус-кво. В 2010–2012 гг. обсуждалось  предложение ряда  членов альянса об одностороннем полном или частичном выводе из Европы оставшихся американских ядерных авиационных  бомб. В 2014–2016 гг. в условиях   возвращения   НАТО   к  политике  сдерживания  России в  центре  дискуссии оказался вопрос о целесообразности возврата  к полноценному  ядерному сдерживанию, что имело бы следствием увеличение количества нестратегического ядерного оружия и изменение географии его размещения  в Европе, включая возможность его размещения в странах Центрально-Восточной Европы. Однако оба раунда обсуждений закончились вничью и установившийся в Европе после окончания  холодной войны статус-кво  был сохранен. На фоне украинского кризиса вопрос о полном или  частичном  выводе американского нестратегического оружия  на  обозримую перспективу снят с повестки дня. Не обсуждается в настоящее время и вопрос о взаимных согласованных с Россией дальнейших  сокращениях нестратегического оружия. Вместе с тем сторонники «укрепления» ядерного сдерживания в Европе не смогли убедить оппонентов в альянсе в необходимости вернуться  к  стратегии  времен холодной войны. Однако еще рано делать вывод о том, что испытания ядерного статус-кво в Европе на прочность позади. На продолжающиеся дискуссии  влияет   и критическое  положение, сложившееся вокруг Договора 1987 г. о РСМД, и продолжающаяся эрозия режима контроля над обычными вооружениями в Европе.

Статья     посвящена рассмотрению некоторых аспектов,  связанных  с развитием  израильской ядерной  программы. В первой  ее части рассмотрена и классифицирована основная литература и источники по данной проблематике. Во второй  приведен  авторский  анализ  причин,  по которым  только  что  обретшее независимость Государство Израиль решило реализовать беспрецедентный  по масштабам и уровню риска проект. Третья часть статьи посвящена исследованию роли Франции в становлении  и развитии  израильской ядерной программы. В работе показано, что  всю информацию  об израильской ядерной программе можно разделить  на пять  групп: личные  документы людей, так или иначе имевших отношение к формированию концепции ядерной  программы страны  и  ее реализации; израильские и иностранные официальные  документы, касающиеся исследуемой тематики,  включая  стенограммы встреч и выступлений; статьи,  заметки,  блоги в  интернете  на различных  языках; упоминания  об израильской  ядерной программе в монографиях, посвященных другой тематике; монографии, посвященные непосредственно вопросам, связанным с развитием   израильской   ядерной  программы. К причинам,  побудившим Израиль начать собственный проект по созданию  ядерного оружия,  следует  отнести травму  Холокоста, иррациональную боязнь тотального  уничтожения еврейского народа и вытекающую отсюда необходимость обеспечить безопасность единственного еврейского государства. В работе показана  ключевая роль Франции, и в особенности военного истеблишмента  Четвертой республики, в возникновении  израильской ядерной программы; рассмотрены мотивы, побудившие французскую элиту оказать действенную помощь молодому государству в реализации столь амбициозного проекта.