Статья посвящена анализу фундаментальных трендов социально-экономического развития в  регионе Ближнего Востока и Северной Африки (РБВСА). Авторами установлено, что  природно-климатические и ресурсные факторы достаточно жестко детерминировали  экономический профиль региона, который, в свою очередь, предопределил ключевые  структурные и макроэкономические дисбалансы, отражающиеся на социально- экономическом развитии РБВСА. Историческая асимметрия в развитии государств БВСА,  бывших долгое время частями британской, французской и оттоманской колониальных  империй с определенной им экономической или стратегической ролью, создала предпосылки для последующей экономической дифференциации стран региона. За годы  независимости неравномерность развития изначально однотипных аграрно-бедуинских экономик резко усилилась вследствие проводимой их суверенными  правительствами социально-экономической политики и в соответствии с ресурсными  возможностями каждой из стран. Авторы дают собственную классификацию стран БВСА, разделив их на пять групп в зависимости от характера и детерминант экономического развития. Авторы пришли к выводу, что едва ли не все текущие социально- экономические  проблемы региона связаны с двумя его фундаментальными специфическими  характеристиками: колоссальными рентными доходами (главным образом, нефтегазового  происхождения) и относительным перенаселением. В статье выявлены основные  макроэкономические дисбалансы в исследуемых странах, показана асимметрия  внутрирегионального развития и структурные перекосы экономико-демографического  характера и проанализирована политика государств региона в области макроэкономической стабилизации и преодоления существующих дисбалансов. Дан прогноз динамики финансовых детерминант макроэкономической стабильности в регионе. Показан механизм транзита экономических дисбалансов в социальную и политическую сферы арабских  государств. Авторы пришли к выводу, что страны БВСА нуждаются в ускорении структурных  реформ по диверсификации их экономик. Расширение возможностей для национального  частного сектора и повышения его значимости в ненефтяном сегменте экономики могло бы  содействовать облегчению ситуации с занятостью и увеличением платежеспособного спроса  населения.

Настоящая статья посвящена вопросу влияния сотрудничества между Турцией и США на  турецкую торговлю и инвестиции в Черноморский регион. Данное исследование приобретает особую актуальность в контексте выхода США из Трансатлантического  торгового и инвестиционного партнерства, а также после подписания договора о свободной торговле с Европейским Союзом. Вторым аспектом важности рассматриваемого вопроса является улучшение российско-турецкого торгового  сотрудничества, особенно после инцидента со сбитым самолетом и усиления американского присутствия на Ближнем Востоке. Существенная часть последнего касается экономических вопросов, так как США имеют прямо выраженные экономические интересы в Восточном Средиземноморье. Для анализа общей торговли была  применена модель с использованием метода наименьших квадратов. Автором в отдельности  также были классифицированы экспортные группы Турции и США. Полученные результаты  как для турецкого, так и для американского экспорта показывают, что ВВП на душу  населения в Черноморских странах значительно устойчив и положительно коррелирован с  увеличением прибыли и объемами продаж. Результаты регрессии показывают, что экспорт США в страны – члены Европейского Союза в среднем меньше, чем для стран Черноморского региона, не входящих в ЕС. В силу этого возникает сомнение относительно того, может ли  сотрудничество между американскими и турецкими компаниями помочь получить доступ к  черноморскому рынку для экспорта с их стороны.

В настоящее время капиталистическое развитие стран тесно связано с неравным  распределением доходов как среди различных слоев населения, так и между государствами.  Эта тенденция хорошо просматривается на экономиках арабских стран,  среди которых есть государства, входящие в первую десятку самых богатых стран мира, а  есть страны, вмешательство в суверенитет которых со стороны мировых держав отбросило  их в экономическом развитии на многие десятилетия назад. Полученный таким образом  «новый экономический порядок» показывает формирование новых, неравных отношений  между различными странами арабского мира, в которых партнерские отношения  нивелируются возникшим системным кризисом. Статья рассматривает происходящие в  арабских странах социально-экономические процессы, такие, как: миграционные потоки,  макроэкономические последствия падения мировых цен на углеводороды, оттоки денежных  средств из арабских стран – экспортеров нефти. Наряду с этим в статье приводятся  основные финансовые показатели крупнейших арабских банков, работающих с исламскими  финансами, показатели (в динамике) нефтяного сектора, последствия ухода от сырьевой зависимости путем диверсификации экономики в странах ССАГПЗ, анализируются проблемы ликвидности, характерные не только для исламских финансовых институтов, но и для экономик Ближневосточных стран в целом. Исходя из представленной в статье информации целесообразно отметить, что в условиях глобализации и внешнеэкономических процессов исламские финансы представляют собой денежные потоки  исламских стран, сущность которых не несет в себе их изначального предназначения.

После принятия 15 июля 2015 г. международным сообществом решения об отмене режима  антииранских санкций в Иране начался новый этап развития. В 2013 г. на пост Президента  Исламской Республики Иран (ИРИ) был избран Хаса-Рухани. Суть начатой им под лозунгом  «экономика сопротивления» новой экономической политики ИРИ заключается в полном использовании внутренних резервов роста в целях интенсивного развития реального сектора экономики, национального производства, уделения особого внимания наукоемким
секторам промышленности и отраслям по глубокой переработке углеводородов и другого природного сырья с ориентацией на экспорт. Таким образом, политика «экономики  сопротивления» направлена на создание в ИРИ независимых от внешних поставок отраслей. На первый план в ИРИ выходит масштабная проектная деятельность, призванная реализовать принцип «конструктивной вовлеченности» (constructive  engagement). Реализуемые и намечаемые в Иране стратегические проекты призваны стать  основой для иранского лидерства в регионе и в мире. Как показало проведенное  исследование, первостепенное значение в современных условиях приобретают факторы преемственности и углубления доверия, повышения уровня отношений с соседями, что  может быть обеспечено средствами совместного участия в реализации статусных  евразийских технологических, инфраструктурных и торговых проектов. К такому  взаимодействию можно отнести, например, партнерское участие в проектах Великого  Шелкового пути, формирование пояса безопасности и диалога в Большой Евразии, широкое  сотрудничество в рамках ШОС, ЕАЭС и др. международных организаций. Иран безусловно  сохранил приверженность логике реализации проекта Pax Umma Islamica, первоначально –  в Юго-Западной Азии, под своим лидерством. Достижению этой цели будет подчинена в конечном итоге вся внешнеполитическая активность ИРИ в обозримой перспективе,  включая выстраивание новой системы региональной стабильности на Ближнем и Среднем  Востоке и международного сотрудничества. Тегеран, как можно предположить, вернется к  традиционному для иранской политики балансированию, на этот раз между Китаем и США.  Поэтому возможно включение Ирана в альтернативные проекты Великого Шелкового пути  (Южная Корея – Северная Европа – Южная Африка).

На материале архивных документов анализируются социально-политические процессы в Сирии и Ливане сквозь призму глобального и регионального идеологического  противостояния. На фоне биполярной системы в первой половине 60-х годов ХХ в. на  Ближнем Востоке наиболее рельефно проявились мощные идеологические течения, сочетавшие в себе арабский национализм и социалистические идеи. В более широком масштабе эти идеологические течения нашли свое кратковременное выражение в рамках Движения неприсоединения. И насеризм, и баасизм настолько сильно влияли на умы арабских правящих и военных кругов, да и всего населения, что западные дипломаты были склонны оценивать происходившие тогда события в социально- политической и экономической сферах сквозь призму этого идеологического противостояния (причем как своему влиянию, так и советскому). Показательно, что и  выступления, изредка проходившие под религиозными лозунгами, рассматривались в  приводимой корреспонденции как часть идеологической борьбы арабов – самостоятельной, не зависящей напрямую как от Запада, так и от Советов. Смещение акцентов в идеологии  арабизма произошло с середины десятилетия и во многом было связано с выходом на  первый план палестинской и – шире – арабо-израильской проблематики (в связи с  готовившимся с 1965 г. прямым столкновением Израиля и ряда арабских стран). Уже к концу 60-х годов идеи арабского социализма перестали восприниматься в качестве  конкурентноспособных в системе двухполюсного глобального противостояния. Тем не менее  анализ важных исторических процессов начала 60-х годов не может обойтись без учета этого мощного фактора развития Ближнего Востока.

На Ближнем Востоке государства традиционно сталкивались с серьезными ограничениями со стороны региональных и глобальных великих держав. Как хорошо известно, влияние  транснациональных сил, фактор глобализации и разрушение государственности в  результате внутренних конфликтов либо внешнего вмешательства способствуют ослаблению государственного суверенитета. Внешние силы в лице как отдельных  государств, так и международных организаций на протяжении нескольких десятилетий с  различным успехом оказывали влияние на международные отношения в регионе. Это  влияние носило двойственный характер. Несмотря на несправедливость колониальной  политики и произвольно определенные границы, раздел оттоманского наследия стал значительным  шагом вперед в направлении модернизации традиционных обществ и возникновения  современных государств Ближнего Востока. Последним, однако, так и не удалось преодолеть генетическую зависимость от внешних игроков. С началом  деколонизации острая конкуренция сверхдержав также не способствовала формированию  новой региональной системы международных отношений, поскольку и Советский Союз, и  Соединенные Штаты активно стремились вовлечь страны региона в орбиту своего влияния.  Общая логика советско-американского соперничества в эпоху «холодной войны» предопределяла особую роль внешних игроков на Ближнем Востоке. По окончании  «холодной войны» проблема внешнего вмешательства сохранилась, но теперь она была тесно связана с попыткой новой интерпретации концепции суверенитета. Разрушение  биполярной системы повлекло за собой распространение идеи, согласно которой все угрозы  миру уже были якобы ликвидированы. Вторжения в Ирак и Ливию в форме гуманитарных  интервенций привели к расшатыванию светских политических режимов в масштабе всего  региона и способствовали усилению внесистемных игроков, в том числе различных террористических групп.

Статья – попытка спрогнозировать основные тенденции политического и культурно- идеологического развития Ближнего Востока в средне- и долгосрочной перспективе с учетом воздействия фактора международного терроризма. Параллельно с выявлением содержательного компонента для принятия оптимальных решений автор формулирует свое  видение будущего поведения ключевых государственных и негосударственных акторов и  судьбу объектов их воздействия. При подготовке работы были использованы основные  методы предиктивной аналитики: статистический анализ, интеллектуальный анализ данных, анализ паттернов и моделей, проведенные в рамках проекта Российского фонда фундаментальных исследований «Феномен “Исламского государства” в контексте развития  современного восточного общества». В основу статьи положена интерпретация основных  выводов и результатов использования этих методов. Показано, что даже физическое  уничтожение самопровозглашенного исламского псевдогосударства в РБВСА займет  достаточно продолжительное время. Заинтересованные в сохранении высокой актуальности  проблематики международного терроризма не будут сидеть сложа руки и попытаются эффектными и привлекающими внимание общественности действиями  сохранить ее в списке приоритетных. Как результат может быть увеличена интенсивность  террористических атак в странах Запада, поскольку даже ограниченные по масштабам теракты в Европе вызывают в мировых СМИ большее освещение, чем любые  акты терроризма на Ближнем Востоке. Для достижения этих целей будут задействованы новые каналы и формы реализации актов, такие, как теракты в исполнении  детей, на транспорте в ходе массовых и знаковых политических мероприятий, выборов и т.д.

Aмерикано-израильские отношения никогда не существовали в вакууме и всегда являлись  частью более широкой региональной стратегии. Политико-стратегический контекст Соединенных Штатов значительно шире, чем у Израиля. Данное обстоятельство влияет на  саму сущность американо-израильского сотрудничества. Израильское правительство  рассчитывает на то, что администрации Дональда Трампа удастся завершить период  ухудшения американо-израильских отношений, который длился на протяжении последних  восьми лет. Однако точно определить то, какой именно будет политика нового президента  по отношению к Израилю, весьма сложно. В последнее время Трамп сделал ряд  противоречивых заявлений. С одной стороны, он высказывался в пользу увеличения  помощи американским союзникам. С другой – заявил о своей нейтральной позиции в  вопросе палестино-израильского конфликта. Все это ставит Израиль в двусмысленное  положение и вынуждает его занимать выжидательную позицию. Конкретные шаги  американской администрации могут быть непредсказуемы. Значимая часть политических сил Израиля опасается того, что бесспорная поддержка со стороны администрации Трампа  может иметь для страны негативные последствия. Во внешней политике еврейское государство традиционно стремилось избегать демонстративных проявлений зависимости от Вашингтона.

Статья посвящена структуре и динамике конфликта на Ближнем Востоке, начало которого было положено процессом «арабской весны». Эпицентром конфликта стала Сирия, в
которой антиправительственные волнения в начале 2011 г. разворачивались практически  параллельно с другими странами, охваченными «арабской весной». С конца марта волнения начали перерастать в гражданскую войну, принявшую к концу года  полномасштабный характер. Но если в ее начале оппозиционный сирийскому режиму лагерь был представлен самыми разными политическими силами – от либералов до исламистов, с начала 2012 г. компонент радикального исламизма стал в нем преобладающим. А к концу того же года  доминирующей силой в нем стала откровенно террористическая «Джабхат ан-Нусра»,  выросшая из сирийского филиала «Аль-Каиды». В этот же период в противоборство в Сирии стали все более активно вмешиваться региональные и международные силы.  Начиная с 2012 г., параллельно сирийскому, стал бурно развиваться и внутренний конфликт в Ираке, в ходе которого на авансцену вышло «Исламское государство Ирака и Леванта» (ИГИЛ), в котором отряды иракского филиала «Аль-Каиды» соединились с боевыми структурами баасистского подполья. После захвата им значительных территорий в Сирии и Ираке в 2014–2015 гг. конфликт приобрел региональный характер. Помимо Сирии и Ирака прямо  или косвенно в нем оказались задействованы также Турция, Иран, Саудовская Аравия, Катар, а также ряд других государств региона. Турция была вовлечена в конфликт в Сирии  косвенно, начиная с самого его начала, но с 2016 г. напрямую, причем не только в Сирии,  но и в Ираке. Иран начал действовать в Сирии прямо и через своих шиитских союзников в  2013 г., в Ираке – начиная с 2014 г. Саудовская Аравия и Катар участвовали в сирийском  конфликте косвенно, оказывая военную и финансовую помощь своим клиентам внутри страны. Однако активность Саудовской Аравии в этом направлении стала снижаться  в 2015 г. в связи с ее задействованностью в конфликте в Йемене, который в общем  контексте можно рассматривать в качестве периферийного компонента регионального  спора. Кроме этих компонентов конфликта необходимо также указать и на другие, не менее  важные. Один из них – участие в сражениях в рядах террористов «Джабхат ан-Нусры» и  ИГИЛ боевиков не только из арабских, но и из других стран мира, включая государства Западной Европы, Северной Америки и бывшего СССР. Другой – растущая роль в противоборстве с террористами, в первую очередь ИГИЛ, курдских отрядов. Этот фактор  привел к становлению курдской автономии на севере Сирии, параллельно с этим процессом стала разворачиваться вооруженная борьба и в Турецком Курдистане. Этот процесс Турция  рассматривает как угрозу своей территориальной целостности. Помимо региональных в конфликте участвуют и мировые державы – США и Россия. Но если создание международной коалиции во главе с США не привело к изменению течения конфликта, участие в нем России со второй половины 2015 г. внесло существенные коррективы в его ход. При намечающемся приближении возможного исхода операции против ИГИЛ, а также перспектив внутрисирийского урегулирования уместно поставить вопрос о постконфликтном дизайне  региона, что и делается в заключительной части статьи.

В статье рассматриваются особенности внутри- и внешнеполитической трансформации  Турции в свете состоявшегося там 16 апреля 2017 г. референдума по вопросу расширения  полномочий главы государства. Анализируются предпосылки и последствия перехода Турции от парламентской политической системы к президентской, а также проблема устойчивости внутриполитической ситуации в этой республике в условиях экономического кризиса, нерешенной курдской проблемы, усиления в противовес светской тенденции религиозного фактора и возрастания террористической угрозы. Выявлены возникшие после референдума изменения в позиционировании Турции на международной арене, в частности в отношениях с Европейским Союзом, куда Турция давно  стремится попасть. Особое внимание уделено международно-политической активности  Турции в регионе Ближнего Востока и в сирийской конфликтной зоне, где продолжительное  вооруженное противостояние вызвало к жизни активизацию радикальных исламистских  движений и террористических структур. Проанализирована эволюция турецких подходов к  кризису в Сирии, дана оценка роли Турции, ставшей вместе с Россией и Ираном страной – гарантом мирного урегулирования в рамках астанинского процесса. На основе анализа  особенностей трансформации Турции как крупной региональной державы делается вывод о  преемственности после референдума ее политического курса по основным направлениям  внутренней и внешней политики и о том, что в рамках складывающейся в республике  президентской политической системы можно ожидать большей динамики в принятии экономических, политических и международных решений.

Созданный Ататюрком политический режим Турецкой Республики причудливым образом  совмещал, казалось бы, взаимоисключающие принципы ислама и демократии западного  типа. На протяжении долгого времени во внешней политике Анкара последовательно  придерживалась прозападного вектора. С 1952 г. Турция является членом Североатлантического Альянса, а в конце XX в. сделала решительную заявку на вступление  в Европейский Союз. В начале нового тысячелетия прозападная политика начала заходить во все более очевидный тупик. Турция более не желала ограничивать себя ролью  посредника Соединенных Штатов на Ближнем Востоке. Однако попытка играть в регионе  активную внешнеполитическую роль в конечном итоге привела ее к практически полной  международной изоляции. Страна оказалась не готова к полному разрыву отношений с  влиятельными западными союзниками. Утрата статуса американского посредника неизбежно привела бы к сокращению военно-технических возможностей Турции, а  следовательно, и того политического влияния, которого она добилась во взаимодействии со  своими западными покровителями. Автор приходит к выводу, что современная Турция напоминает державу, которая до конца так и не определилась со своими внешнеполитическими приоритетами. Она продолжает проводить достаточно рискованную политику лавирования  между региональными и глобальными игроками.